Континент, плывущий в океане - стр. 6

Лес словно почтительно кланялся, приветствуя вновь прибывших в этот дальний край новых жителей далёких мест.

Изрядно покуролесив по лесной дороге, машина вкатилась в посёлок. Посёлок – в основном длинная улица вдоль дороги, встретил путников тусклыми огнями окон одноэтажных домов. Вечерело, и накрытый облаками край и посёлок в нём, придавленный плотным полотном облачности, погрузился в сумерки ещё до захода солнца, которого, впрочем, видно не было вовсе.

Дома были завалены снегом до самых окон. Снег обильно лежал на крышах, свисал со скатов толстыми округлыми языками, а местами уже сползал с некоторых уклонов крыш и, упираясь в сугробы, застывшей волной стоявшие у стен с подветренной стороны дома, образовывал новую оболочку-укрытие для ветхих, потрёпанных ветрами домов. Из труб валил дым, низко стелившийся над крышами, а, устремившись вдоль улицы, увязал и плутал меж телеграфных столбов и низко висящих гирлянд – проводов, плотно облепленных смёрзшимся снегом.

Казалось, посёлок был безлюден и погружён в снежный мир. Безмолвие окружающего людское поселение пространства, – синеющие вокруг в глубине сопки и горы в лесной поросли, заштрихованные сумраком непогоды и приближающейся ночи, ничем и никем не нарушалось.

Машина, наконец, сделала поворот и подъехала к длинному деревянному дому с обратной его стороны и остановилась напротив второго входа.

– Вот здесь я живу, – сказал отец и, словно извиняясь, добавил, – пока временно, потом жильё получше дадут, – обещали к весне.

Поднялись по неказистому деревянному крыльцу и оказались в тёмном подъезде, из которого попали в квартирку. В доме была печь, нескладная и казённая мебель. Квартира казалась совершенно неуютной и малообжитой. Чувствовалось, что хозяин в ней бывает крайне мало. Оглядев жилище, Тим подошёл к окну: за стеклом ещё более потемнело и вновь шёл густой снег. Снежинки огромные, как ватные на новогодней ёлке, мягко парили за окном и, соединившись с сугробом, переставали жить своей самостоятельной жизнью.

– Странно, – подумал мальчик, – из машины вышли, снегопада не было, и вот опять идёт снег. Ну и занесло же нас, – повторил уже слышанные от мамы слова Тим.

Затопили печь. Квартира наполнилась сначала дымком, а затем таким знакомым для деревенского дома теплом. Тим сразу вспомнил огромную печь в доме дедушки и бабушки, в котором провёл все годы своей жизни. Вспомнил уют печи по утрам и её спасительное тепло, когда, нагулявшись на морозе, на горке с санками, прибегал замёрзший до ломоты в руках и грелся-оттаивал, постанывая от боли в отогреваемых печкой руках. Вспомнил бабушку, которая неизменно спасала внука, отогревала руки сначала в холодной воде, чтобы было не так больно, а затем тёрла их своими ладонями.

Понемногу разделись, поужинали и легли спать. Свернувшись калачиком на раскладушке, Тим укрылся с головой одеялом и вспомнил дедушкин с бабушкой большой дом, корову с телёнком, собаку – грозного Абрека, бабушкины руки и глаза. Он вспомнил, как любил просыпаться утром и слушать, чем занята бабуля, а по запахам определял, не печёт ли чего вкусненького. От этих воспоминаний стало горько, зажгло глаза: Тимка плакал. Как не похоже всё на прежнюю жизнь и неуютно здесь в этом длинном доме со странным названием барак. Как грустно терять дорогое и привычное. Завтра в школу, сказал отец. Опять новое, неизведанное. Тим плакал, и это были первые слёзы настоящего человеческого переживания, первой в жизни осмысленной утраты и тревога в ожидании новых впечатлений и испытаний.