Конституция свободы - стр. 92

Хотя принуждаемый все же делает выбор, его альтернативы определены принуждающим так, что он выберет то, чего принуждающий хочет. Он не то чтобы совсем не может использовать свои способности, но лишен возможности использовать свои знания в собственных целях. Чтобы эффективно применять свой интеллект и знания для достижения своих целей, человеку нужно предвидеть некоторые условия окружающей его среды и придерживаться собственного плана действий. Большинства человеческих целей можно достичь только в результате цепочки связанных действий, задуманных как согласованное целое и опирающихся на предположение, что факты будут соответствовать ожиданиям. Только потому, что мы умеем, и в той мере, в какой умеем предсказывать события или хотя бы оценивать их вероятность, мы способны достигать чего-либо. И пусть физические обстоятельства часто непредсказуемы, они не могут злонамеренно расстроить наши планы. Но если то, что определяет наши планы, всецело находится под контролем другого, наши действия точно так же окажутся под его контролем.

Таким образом, в принуждении плохо то, что оно не позволяет человеку в полной мере использовать свои умственные способности, а значит, и вносить максимально возможный вклад в процветание общества. Хотя принуждаемый в любой данный момент времени будет делать для себя лучшее из того, что может, единственный общий план, в который составной частью входят его действия, придуман другим.

2. Политические философы обсуждали власть чаще, чем принуждение, потому что политическая власть обычно означает возможность принуждать[218]. Но хотя великие умы от Джона Мильтона и Эдмунда Бёрка до лорда Актона и Якоба Буркхардта, представлявшие власть как начало всякого зла[219], были по-своему правы, ошибочно говорить в этой связи просто о власти. Плоха не власть как таковая – способность достигать желаемого, – но лишь власть применять принуждение, заставлять человека служить чужой воле под угрозой причинения вреда. Нет ничего плохого во власти, принадлежащей директору большого предприятия, к которому люди присоединились добровольно и для собственных целей. Часть преимуществ цивилизованного общества и состоит в том, что благодаря такому добровольному объединению усилий под руководством одного человека людям удается чрезвычайно увеличить свою коллективную силу.

Развращает не власть, понимаемая как расширение наших способностей, а подчинение воли других людей нашей воле, использование других в наших целях против их воли. Действительно, в человеческих отношениях власть и принуждение обитают рядом, и большая власть, которой обладают немногие, может дать им возможность принуждать других, пока она не натолкнется на противодействие еще большей силы; но принуждение не столь необходимое, не столь распространенное следствие власти, как это обычно считается. Ни власть Генри Форда, ни власть Комиссии по атомной энергии, ни власть генерала Армии спасения, ни даже (по крайней мере, до недавнего времени) власть президента ОША не является властью принуждать других людей действовать в своих целях.

Во избежание путаницы следовало бы иногда вместо слова «принуждение» (coercion) использовать термины «сила» (force) и «насилие» (violence), поскольку угроза применения силы или насилия – самая важная форма принуждения. Но это не синонимы принуждения, потому что угроза применения физической силы не единственный вид осуществления принуждения. Аналогичным образом термин «угнетение», или «подавление» (oppression), – являющийся, пожалуй, настоящей противоположностью свободы, как и принуждение, – должен относиться только к состоянию постоянных актов принуждения.