Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз - стр. 35
– А что в тумбочке? – Горобова теперь испытывала неподдельный интерес к тому, что могла бы увидеть.
Андрей пожал плечами и смущенно открыл дверцу:
– А что в тумбочке? Ничего особенного – кое-какие продукты.
Наталья Сергеевна обошла кровать, наклонилась и по-мальчишечьи присвистнула. Тумбочка была забита мясными и рыбными консервами, колбасой, сгущёнкой. А ещё здесь были бутылка водки, пачка какао, несколько пачек дорогого индийского чёрного чая, литровая банка мёда, сухари… Декан, присев на корточки, разглядывала продукты. Из коридора потянули шеи любопытные.
– Да уж, Попинко, ты, я вижу, и вправду основательно подготовился к поездке. А зачем столько добра? Может, магазин открыть собрался?
Женщина вытянула из тумбочки пакет с большим кусковым сахаром, взяла с тумбочки щипцы, вытащила из пакета один кусок, ловко расколола его и протянула Попинко на ладони. Андрей молча взял кусочек, сунул в рот, глупо улыбнулся:
– Какой магазин, Наталья Сергеевна? Зачем мне открывать магазин?
Акцент, сделанный на местоимении, не ускользнул от слуха декана. Горобова пошла по комнате, раздавая сахар всем, кто тут был. Когда она дошла до Шандобаева, Серик отрицательно покачал головой:
– Какой кароший шеловек Андрей, товариш декан. Он мыне один варежка обещал, Армену один носки обещал. А вы – магазин. Ай-яй-яй. Зашем хороший шеловек обишать? Вы же не Гена Хохол?
– Допустим, – кивнула Горобова, подумав над словами Серика и строго посмотрев на Савченко, возмутившегося по поводу реплики. – Тёплые вещи и свечи пригодятся, но вот водка зачем? И что там ещё в корзине, хотелось бы знать? – Наталья Сергеевна сейчас казалась требовательной старшекурсницей, вовлечённой в игру. Серик попробовал спрятать корзину за самой дальней от окна кроватью, которую занял Армен, но даже сумка кавказца не скрыла плетёную ручку, и Серик пожал плечами:
– Да нишево. Масло облепиха ошень карашо, если огонь руку обыжигать. Гаршишник карашо, если нога промошить.
– А это что? Сухофрукты? А это? – декан подняла прозрачный полиэтиленовый пакет с круглыми вафельными коржами: – Это зачем?
Серик удивлённо посмотрел на коржи, потом на Попинко:
– Зашем, Аныдрей?
– У меня четвёртого октября день рождения, – смущённо ответил Попинко. – Вот, думал, сделаю торт из коржей, какао и сгущёнки.
– А водка, получается, тоже для этого случая? – Горобова, всё ещё держа в руке сахар, кивнула на тумбочку.
– Вовсе нет, – добродушно улыбнулся Андрей: – У меня, Наталья Сергеевна, слабые бронхи, вот мама и потчует меня водкой с мёдом вовнутрь, а горчичники ставит на спину. Это же простая психология. – Попинко смотрел без подвоха и говорил без всякой издевки, как часто говорят взрослые с детьми, объясняя элементарное. И снова не тон голоса и не выражение лица заставили Горобову наморщить лоб.
– Психология, говоришь? «Горчишники»? – она внимательно смотрела на Андрея, будто пытаясь что-то вспомнить: – Психология… Попинко? Факультет в МГУ? – Наталья Сергеевна говорила телеграфным стилем, но Андрей её понял: в его взгляде декан тут же заметила испуг. Юноша не собирался козырять своим положением сынка именитого папочки. На молчаливую мольбу не выдавать его, декан кивнула.
– Ладно. Будем теперь знать, куда ходить за чаем, – пошутила она, стряхивая в пакет остатки сахара с руки. – Забирай, Попинко, своё богатство и береги пуще глаза. Пойду помою руки, а то липнут. А ты, Савченко, угомонись, – Горобова вышла в коридор и посмотрела на толпу студентов.