Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз - стр. 12
– Повезёт и тебе, – Стас указал высотнице на свободное место рядом с собой. Он сел сразу за Юрой и Володей. Ира фыркнула. Тогда Добров предложил девушке резиновые сапоги, причём не одни, а всю связку сразу. Кашина хмыкнула и отвернулась.
– Вот посмотришь, Катя, эту Вовка точно прибомбит, – тихо прокомментировала Рита Чернухина перегляды между Стальновым и Кашиной.
– От такой липучки только дурак откажется, – согласилась крупная волейболистка, поправляя волосы с неудачно окрашенными «перьями».
Кому адресованы усмешки второкурсниц, заметили Маршал и Цыганок.
– Ну и кикимора наша Кашина. Всё что-то строит из себя, строит, – Таня незаметно скривилась. Напротив них вытянул ноги на всё сиденье Гена Савченко. Ячеку, пожелавшему сесть рядом, сосед по комнате указал назад:
– Не обижайся, Мячик, у меня ноги затекают, так что…
Маленький гимнаст широко улыбнулся и сел назад, где сидения наполовину были загружены сумками. Он не сразу заметил, что его соседкой оказалась Сычёва. А когда заметил, то опять широко улыбнулся:
– Гланвое, тчобы не тильно срясло, да?
Сычёва кивнула и протянула Мише «Взлётную»:
– Если станет плохо – соси конфету. У меня много – дядя снабжает, – девушка настойчиво всунула леденец в руку Миши и для верности загнула ему пальцы.
– Да с чего это ему, гимнасту, вдруг станет плохо? – прокомментировал слова девушки Гофман. Опасаясь, что Горобова попросит его поменять автобус, заведующий кафедрой гимнастики сразу же, как только уселись, взялся за подсчёт студентов. Сейчас он недовольно махнул в сторону ребят: – Сядь уже, Соснихин, не маячь. Фу, что это тут так дымом воняет? – преподаватель стал приближаться к хоккеисту, заметно потягивая носом. Соснихин вжался в окно. Галицкий, поняв, в чём проблема, похлопал Гофмана по плечу и молча указал в сторону водителя; мужчина курил за рулём, выдувая в открытое окно. Владимир Давыдович выпрямился. – И ты, Галицкий, давай уже тоже усаживайся, не наживай грыжу, – ткнув в связку сапог на плече десятиборца, Гофман пошёл дальше по салону. Юра посмотрел назад.
– А положу-ка я их вам, девчата, под сиденье? – спросил он Воробьёву и Зубилину, устроившихся в хвосте автобуса. Лиза кивнула. Лена безразлично махнула, но для порядка заглянула под сидение проверить, нет ли там уже чьего-то багажа. Галицкий аккуратно уложил обувь и отряхнул руки, словно закапывал сапоги в землю.
– Чего такая грустная, Лизонька? – улыбнулся он Воробьёвой.
– А Миша точно завтра приедет? – Лиза робко посмотрела на Юру.
– Обещал, – заверил старшекурсник. – Рудольф Александрович, а когда вы приедете в колхоз? Ну, то бишь в совхоз, – дерзнул крикнуть Юра через окно.
Бережной с ними не ехал.
– Как всех больных и отсутствующих в кучу соберу, так доложу тебе, Галицкий, о нашем прибытии лично. Телеграммой. – Ответил он. Настроение у заведующего кафедрой, несмотря на суету, было отличное. Любил он всякие общественные мероприятия, заменяющие. Напреподавался за тридцать лет до оскомины. Да, и для армии новобранцев, где, на кого ни глянь, характеры, да ещё какие, испытание колхозом казалось их куратору не лишним.
– Не забудьте предупредить о приезде, нам ведь подготовиться нужно: оркестр, цветы, – отшутился Юра. Бережной махнул рукой, передавая старшему преподавателю своей кафедры Михайлову канистру с водой для дороги. Михаил Михайлович, поднявшись с салон, сел рядом с Масевич. Ира растерянно оглянулась на Кашину. Тёзка полезла в свою сумочку, вытащила оттуда бумажную салфетку, протянула преподавателю. Михайлов обрадовался салфетке и улыбнулся Бережному, заглянувшему в автобус. Несмотря на хорошее настроение, Рудольф Александрович всё же был взвинчен: два студента опаздывали, одна больная. Уже перед самым отъездом Горобова подвела к Николиной парторга. Владимир Ильич брезгливо приложил руку, поцокал и кивнул на выход из автобуса. А ещё Бережной мечтал попеть со студентами в дороге песни, посидеть на привале во время остановки на обед. Память о спуске в молодости на плотах по сибирской реке Лене, восхождениях на горные перевалы Кавказа, рыбалке на Байкале остались немногочисленные фотографии, слайды и сувениры. Хотя друзей у него не было: кого-то уже не стало, с кем-то развела жизнь, одиночества как такового Бережной не ощущал – он жил работой. Но декан приняла единственно возможное в такой ситуации решение: