Кони знают дорогу домой. - стр. 6
В свои шестьдесят лун, он – моложавый и подтянутый, но устаревший сердцем, был полон солнечной энергии его родной планеты, кружащей серебристо-голубым эллипсом, вблизи Оранжевого Исполина и лишь глаза, наполненные мужской печалью, напоминали о его предзимнем возрасте. Профиль, ещё красивого, мужественного лица с прямыми линиями византийского носа, гипсовым изваянием отражался на полутёмной стене. Титулованный мундир с золотой эмблемой пятилистника в голубой сфере, чуть ниже правого погона, воплощающего крыло птицы, горделиво висел, пленённый двумя тусклыми лучами. Крупную голову, не меняющую положения и широкий лоб, прорезанный двумя складками, атаковали, причиняющие боль, мысли. Они, как визитёры, с другой, уже исчезнувшей планеты, просачивались в сознание расплывчатыми образами и туманными клочками пережитых событий. Образ молодой, безвозвратно утерянной женщины, долгое время причиняющий боль, теперь, размытый в сознании долгими здешними лунами, являлся отголоском, не прощённой себе вины, гася в исстрадавшемся сердце робкую надежду обретения счастья.
Наполнив стену серебристо-зелёным светом, электромагнитное излучение, обрисовало контур часов, забивших мерным скучным боем. Подхватив стук, сознание выдало картинку падающих малахитовых бусин, скользящих от ног к персиковой стене. Как давно это было, – подумал он, и боль обострилась, прокалывая сердце. Излучение становилось видимым каждый час и сообщало текущее состояние временного Колодца.
Всмотревшись, уже усталыми глазами, ещё раз, в раскрытые страницы, верб Лорок, бережно закрыл книгу, встал и прошёл к зеленоватой стене. Просунув руку с книгой внутрь, он ненадолго спрятал, канувший в века, бумажный томик. Он ещё не раз достанет его и, поглаживая истрепанный чёрный шёлк, будет думать о том, что было потеряно в мерцающей атмосфере Аркадима.
Сейчас, он разденется и ляжет в термокровать и до утра забудет обо всём, что тревожит и переполняет его душу. Умные, но бездушные Мотыльки, сделают температуру кровати комфортной для его, ещё не старческих, но приобретших ломкость, костей. Всю ночь, неусыпно, стражи сна, будут следить за температурным балансом и никто, даже Урхи, не нарушат сна преподобного верба Лорока и только имя, прилетевшее из прошлого, утерянное, но не забытое, не раз всколыхнёт его, протяжным женским голосом.
Небольшая ссора, вызванная пустяком, не огорчила герта Равивэла, но оставила неприятное впечатление, вызвавшее желание не встречаться с женой до утра. Раньше такие желания не приходили в его умную, но кружащуюся от её сладко-удушливых поцелуев, голову. Но всё изменилось в тот день у Хризолитового дворца.
Скинув лёгкий шёлковый халат, он поднялся по ступеням, спустился и шагнул в просторную купальню, окольцованную чёрным мрамором. Холодный фарфор пронизал ступни, а затем и тело, растянувшееся по глянцевому дну, готовое принять порцию расслабляющего удовольствия. Как только голова легла в небольшое углубление, вода тёплая и успокаивающая, начала наполнять овальное пространство. Мышцы, изначально напряжённые и стянутые, медленно теряли упругость, становясь рыхлыми и ленивыми. Вода, словно живая, чувствовала желания хозяина и, читая его мысли, меняла свою температуру. После горячей воды, распустившей мышцы в рыхлые волокна, прыснули со дна ледяные струи и взбодрили, разморенное теплом, тело, возвращая его каждодневное состояние. Выйдя из купальни, он задержался на верхней ступени, и оранжевое облако окутало его с ног до головы. Высушив бисерную влагу на коже, оно оставило, лишь единственную, выжившую под лучами, капельку на блеске драгоценного камня, вправленного в золотой вытянутый овал, и висевший кулоном на его крепкой груди. Чью слезу носил нынешний герт Верхней Трибуны, ему было неведомо, но считая её дорогим подарком, он с почтением относился к секретному талисману, надеясь, что тайна, спрятанная в нём, однажды, рассеет свои туманы. Поцеловав драгоценную слезинку, Равивэл облачился в длинную шёлковую тунику цвета вечернего песка, с продольными разрезами до колен.