Кони знают дорогу домой. - стр. 15
Одно видение и он… замер, удерживая сердечные импульсы внутри себя, не давая им вырваться ни волнением, ни смущением, ни восторгом. Он видел её профиль – гордый, утончённый, освещённый лучами бледно-розового солнца, а затем, глаза – грустные и глубокие, как далёкая туманность в ночном небе. Он подходил тихо, боясь вспугнуть реальное воплощение самой Геры, и тщетно гасил гулкое биение сердца, опасаясь рассеять её затаённую печаль. Светлая печаль делала её, ещё удивительнее и прекрасней, похожей на Осень, тихо плывущую в кусочке чужого мира, вырванного из Вселенной и никогда не приходящую на улицы Аркадима. Она медленно повела головой, и удивлённый вдох… замер на её полуоткрытых губах. Склонив голову, Равивэл выказал своё восхищение:
– Да уподобиться Луна, красоте твоей, несравненная Вивьера.
Не отвечая, она выдохнула и тихо поднялась с грубых камней скамьи.
– Невозможно объяснить, что я чувствую сейчас, – снова заговорил Равивэл, глотая волнение. – Я растерян, как юнец. Первое, что приходит на ум: я должен представиться. Ты позволишь, Вивьера? – договорил он и облегчённо выдохнул.
– Да, – тихо выдохнула она и опустила глаза. Лёгкие тени ресниц коснулись её лица и румянец окрасил беломраморные щёки.
– Равивэл,– назвался он и коснулся её руки губами.
– А я гадала, перебирая сотни имён, – заторопилась она, ещё больше смущаясь.
– Ты думала обо мне? Удивился и одновременно обрадовался Равивэл.
Она молчала, а её хрупкие пальчики в его сильной руке подрагивали. Внезапно обнаружив свои пальцы в его руке, она вдохнула и вдох, снова… замер на её губах. Отведя свою руку, она плавно опустилась на скамью. Он, всё ещё ждущий ответа, опустился рядом, не сводя восхищённых глаз с её прелестного лица.
Достопочтимые граждане, парами и в одиночку, прохаживались по тенистым аллеям, вокруг живописного фонтана с крылатыми ангелами, застывшими в мраморе и вдыхали осенний воздух, напоенный ароматами прелых листьев и горьковатым запахом дыма. И никто из них, нисколько не жалел, что прогуливаются в четырёхмерной голограмме, и она исчезнет, как только последний аркадимьянец сойдёт с плотно прилегающих камней нереальной площади. Осень – время яркого увядания природы, светлой тоски и вдохновения, уйдёт, унеся с собой шорох листьев, золотой дым крон, голубое дыхание небес. Прошлое уйдёт, а остальное… останется. Всё, кроме этой прелестной девушки, ибо она проронила:
– Мне, пора, – и встала со скамьи. Он поднялся вместе с ней, и её лицо оказалось близко, так близко, что он ловил её дыхание.
– Как? Так скоро? Нет, это невозможно. Я ждал встречи, – быстро говорил он, удерживая её за руку. Сглотнув волнение он, наконец, произнёс. – Я думал о тебе, Вивьера.
Её лицо сделалось холодным, тоненькая синяя жилка задрожала на её высокой шее и она проговорила, чуть дрогнувшим голосом:
– Мне, пора. Я тоже, думала о тебе.
Семейные пары двигались медленно, плавно, словно парили над землёй и мир опустел, оглох, отдалился, унося с собой звуки, ароматы, краски, оставив их одних на каменной площади…, на безлюдной планете. Их, чьи сердца томило желание слиться воедино, в одно большое сердце. И стучать, стучать, стучать. Биться, захлёбываясь в собственном биении. Стучать, вопреки всем и всему, даже Алой Нити, обманувшей или поспешившей начертать то, что становилось…прошлым.