Конец времени. Том 1 - стр. 20
Ворота дворца были вырезаны из двух исполинских стволов – таких огромных, что казалось, их срубили не люди, а титаны. На них не было искусных резных узоров – только естественная кора, местами покрытая мхом, который, казалось, продолжал расти, несмотря на то, что дерево давно перестало быть живым. От стволов веяло древностью, мощью, чем-то первобытным и неукротимым.
Окна дворца были огромными, квадратными, словно вырубленными топором великана. Они отражали свет, но не слепили – скорее, поглощали его, превращая в мягкое, приглушённое сияние.
К дворцу вели двадцать две ступени, высеченные из того же полированного камня, что и улицы города. Их поверхность была настолько гладкой, что казалось, по ним можно скатиться, как по зеркалу, но при этом они не были скользкими – будто сам камень знал, кому позволить ступить на себя, а кому – нет.
У ворот стояли двое стражей. Их доспехи были серебряными, но не блестящими – матовыми, словно выкованными из лунного света. Шлемы скрывали лица, оставляя лишь прорези для глаз – необычной формы, вытянутые, как щели между мирами. Их копья, длинные и смертоносные, были скрещены перед дверьми, образуя барьер, который, казалось, не смог бы преодолеть даже ветер.
Они не двигались. Просто ждали. И в их неподвижности было что-то такое, от чего по спине Торина пробежал холодок.
Когда Габриэлла приблизилась к воротам, стражи, не проронив ни звука, разомкнули свои копья с отточенной синхронностью, будто их движениями управляла единая незримая воля. Их шлемы склонились в почтительном поклоне, но за узкими прорезями не было видно глаз – лишь глубокая, непроницаемая тень. Ни приветствия, ни вопроса – только тишина, густая, как предрассветный туман.
Габриэлла уперлась ладонями в массивные створы ворот. Дерево, древнее и вечное, не скрипело, не сопротивлялось – оно поддалось её прикосновению с неестественной грацией, будто узнавая её силу. Врата распахнулись бесшумно, словно само пространство расступалось перед ней.
Переступив порог, они оказались в круглом коридоре, где время, казалось, текло иначе. Внешняя стена была высечена прямо в скале – её поверхность переливалась теми же серно-серебряными прожилками, что и фасад дворца, но здесь они мерцали приглушёнее, будто прикрытые дымкой веков. Внутреннюю сторону образовывали колонны – не рукотворные, а настоящие стволы древних деревьев-исполинов, их кора всё ещё сохраняла первозданную шершавость, а между трещин пробивался живой мох, изумрудный и бархатистый.
Между колоннами открывался вид во внутренний сад – идеально круглый, как отшлифованный самоцвет. Земля здесь была устлана густым ковром мха, мягкого и прохладного, будто сотканного из тысячи летних ночей. Редкие хвойные деревья, стройные и темнокожие, тянулись вверх, их иглы отливали сизым налётом, словно припорошенные инеем.
А в центре – колодец.
Низкие хрустальные стены, не выше колена, окружали жерло, куда с рокотом низвергались воды водопада. Хрусталь был прозрачным, но не стеклянно-хрупким – он переливал внутренним светом, как застывший лёд под полярным сиянием. Сквозь него можно было разглядеть, как вода, пенистая и яростная, несётся вниз, в недра земли, будто дворец пирует её бездну.
Они шли по коридору, огибая колодец. Торин и Лира не могли оторвать глаз от водопада – его гул здесь был глуше, но от этого не менее гипнотическим. Струи, падая, дробились на миллионы сверкающих капель, и в каждом блике рождались крошечные радуги, жившие лишь мгновение. Воздух дрожал от влажного ветерка, что рождался в этом вечном падении, и казалось, будто за пеленой воды кто-то движется – тени, силуэты, может, просто игра света.