Конец времени. Том 1 - стр. 22
Последнее, что видел Сын Ночи перед тем, как створки полностью закрылись, – это её силуэт, растворяющийся в полумраке тронного зала, где её уже ждал Брат Ночи.
Тронный зал дышал простором и сдержанной мощью. Высокие квадратные окна, лишённые украшений, пропускали внутрь рассеянный свет, который не столько освещал помещение, сколько подчёркивал его глубину. Пол, отполированный до зеркальной гладкости, не отражал ни стен, ни потолка – лишь мерцал, как застывшая ночная гладь, в которой тонули звёзды. Каждый шаг по нему казался шагом по небу, но небо это было холодным и бездонным, лишённым привычных созвездий.
У дальней стены, в самом центре, стоял двойной трон. Он не был вырезан или выкован – скорее, казалось, что его вырастили, позволив древним корням сплестись в нужной форме. Древесина, красно-коричневая, словно пропитанная закатным светом, переливалась серебряными прожилками, будто по ним всё ещё текла живая сила. Подлокотники извивались, как реки на старинной карте, а спинка уходила вверх, растворяясь в тени. Ни резьбы, ни инкрустаций – только мощь и простота, как у самого старого дерева в мире.
На одном из сидений, в позе, балансирующей между небрежностью и царственностью, восседал Эльдриан.
Он не был высоким – лишь на пару пальцев выше Габриэллы, – но в его стройной, подтянутой фигуре чувствовалась скрытая сила, как у натянутого лука. Черты его лица были мягкими и в то же время отточенными: слегка приподнятые внешние уголки глаз придавали взгляду лёгкую загадочность, а скулы, плавно переходящие в узкий подбородок, напоминали линии, выведенные тушью на шёлке. Кожа, тёплого медового оттенка, казалась гладкой, будто отшлифованной морским ветром.
Он полулежал, полусидел, перекинув одну ногу через массивный подлокотник, и в этой позе была не вызывающая расслабленность, а скорее уверенность хищника, знающего, что его территория неприкосновенна. Широкие штаны, цвета песка в первые мгновения рассвета, свободно ниспадали складками, подчёркивая лёгкость его движений. Пояс, тёмно-оранжевый, почти как спелая хурма, охватывал талию, поднимаясь почти до груди, оставляя торс обнажённым. Мускулы не бросались в глаза, но были видны при каждом дыхании – не как у воина, а как у танцора или лучника, чья сила скрыта в точности, а не в грубой мощи.
В левом ухе сверкала маленькая серьга – отпечаток лапы хищного зверя, будто вырезанный из самого света. На правом предплечье, ближе к локтю, обвивался браслет из полупрозрачного металла, матово-белого, как лунный камень, с чёрными вкраплениями, напоминающими звёзды в туманности.
Он был красивым, но не в том смысле, в котором красивы статуи или портреты. Его красота была живой, непринуждённой, как у реки, которая тысячелетиями точит камни, не задумываясь о своей форме.
Когда Габриэлла вошла и замерла в центре зала, её силуэт чётко вырисовывался на фоне звёздного пола. Эльдриан лениво повернул голову в её сторону, словно пробуждаясь от лёгкой дремоты. Его лицо, обычно столь непринуждённое, теперь выражало едва уловимую надменность – не грубую, а скорее игривую, как у кота, наблюдающего за мышью. Он окинул её медленным взглядом, скользящим от ног до головы, будто оценивая не столько её саму, сколько её выбор явиться сюда в таком виде.