Кондитерша с морковкиных выселок - стр. 46
- А вы не догадываетесь? – адвокат буравила меня пристальным взглядом.
Глаза у неё были особенно красивы – тёмные, блестящие, в окружении густых ресниц. С такими даже тушь не нужна. Хотя, тут туши всё равно нет.
- Не догадываюсь, - честно призналась я. – А вы догадываетесь?
Она прищурилась, будто пыталась понять – дурачусь я или, правда, не понимаю.
- Если тело не возвращено семье в положенный срок, - снизошла она, наконец, до объяснений, - это может означать только одно – начинается расследование об убийстве.
- Об убийстве? – вот тут я насторожилась. – О каком убийстве?
- Ведь ваш муж утонул? – требовательно спросила Марина.
- Да… Все так говорят, - ответила я чистую правду.
Ведь все так говорили. А они-то знали о смерти Джианне куда больше, чем я.
- Хорошо, - не стала она спорить. – Но когда ваш муж приехал составлять завещание, он настаивал, чтобы в нём было отражено, что всё имущество достаётся вам в обход матери синьора Фиоре, его тёти, сёстёр и брата, а потом попросил зачитать завещание вам. Когда же вы вышли, синьор Фиоре сказал мне, что скоро приедет переписать его.
- Завещание? – уточнила я зачем-то.
- Именно, - кивнула Марина.
Я изобразила недоумение, пожав плечами и захлопав глазами, и снова ничуть не солгала. Я ведь не знала, что там было на уме у Джианне, и при чём там была Аполлинария. А вот адвоката в этой истории что-то очень сильно смущало.
- Знаете, госпожа Фиоре, - говорила красотка приятным баритоном, встряхивая гривой смоляных волос и ещё выше задирая аристократический носик, - это было очень, очень странно. У вас есть какое-то объяснение?
- Понимаете, Мариночка, всё так непросто… - промямлила я, понятия не имея, почему покойный господин Фиоре вдруг решил оставить своей жёнушке всё имущество, фактически, вышвырнув остальное семейство на улицу. – Мы с супругом очень любили друг друга… Это страшная и неожиданная потеря… А тут ещё апельсины гниют... Надеюсь, вы поймёте меня, как женщина женщину, и позволите немного прийти в себя…
Пока я выдавала эту чушь, пытаясь подобрать нужные итальянские слова, дама слушала меня всё внимательнее, наклоняясь ко мне всё ближе с высоты своего двухметрового роста, и как-то подозрительно хмурила брови и раздувала ноздри.
- Простите! – резко сказала она. – Это вы меня обозвали женщиной? Меня?! Я, к вашему сведению, мужчина! Вы слепая? Или помешанная? Я – мужчина!
- О-ой, простите… - тоненько произнесла я, очень «вовремя» заметив вполне себе кадык, выступавший над кружевным воротничком «Мариночки».
Но мои извинения были уже не нужны.
- Это оскорбление! – бушевала красотка, оказавшаяся красавцем. - Меня зовут Марино Марини! У меня адвокатский кабинет в Сан-Годенцо! У меня свадьба через два месяца! Это неслыханно! – он возмущённо взмахнул рукой и, в довершение всех моих несчастий, наступил каблуком своего щёгольского сапога в коровью лепёшку.
Это стало последней каплей, и светило юриспруденции из Сан-Годенцо побледнел, побагровел, опять побледнел, и принялся шаркать ножкой, пытаясь хоть немного отчистить каблук.
- Снимите сапог, - предложила я после того, как некоторое время наблюдала за отчаянными попытками Марино Марини избавиться от продукта жизнедеятельности деревенской коровы. – Я вам водички полью, а вы…
- Благодарю, но не надо! – заявил адвокат с оскорбительным высокомерием. – Жду оплаты до пятнадцатого числа следующего месяца. И надеюсь, что до этого срока у нас не будет повода для встречи.