Кондитерша с морковкиных выселок - стр. 24
Как это делается, я понятия не имела, но Ветрувия подскочила и помогла – положила под сложенные «шалашиком» поленья пучок сухой травы и тонкие щепочки, стукнула какой-то железкой о черный камень, и трава вспыхнула от снопа искр.
Я была настолько потрясена тем, что произошло ночью, что даже не поблагодарила Ветрувию. Только умывание холодной колодезной водой привело меня в чувство.
Значит, меня хотели убить. Придушить, как мышь.
И это, скорее всего, был кто-то из дома. Кто?
Я тайком обвела взглядом всех, кто сидел сейчас со мной за столом. Синьора Ческа читала молитву, чинно сложив ладони и закрыв глаза. Миммо и Жутти зевали, тётушка Эа сонно клевала носом, Ветрувия сидела прямо, как струнка, и молилась, кажется, совершенно искренне. Пинуччо тоже молился, но когда я посмотрела на него, вдруг поднял голову, улыбнулся и подмигнул, а потом опять опёрся лбом на сложенные руки, изображая молитвенное старание.
Синьору Ческу и Ветрувию я исключила сразу. Первой совсем не надо было нападать на меня под покровом ночи – хотела бы убить, давно бы убила кулаком, а вторая спасла меня из озера. Явно не для того, чтобы ночью придушить. Тётушка Эа? Что-то я не могла представить эту вечно сонную даму крадущейся в ночи с подушкой наперевес. Да и удерживал меня явно кто-то из молодых – если у меня не хватило силы сопротивляться.
Тогда остаются маменькины дочки и Пинуччо. Но им-то зачем от мня избавляться? И что мне делать следующей ночью?.. А ещё следующей?.. Не спать?.. Но рано или поздно я всё равно усну…
После завтрака, снова состоявшего из хлеба, оливок, яиц, зелени и сыра, мы снова всем семейством отправились варить апельсины. Тазы поставили на жаровни, разожгли огонь, и вооружились ложками. Сахар или мёд в это странное варенье никто добавлять не собирался, но я решила, что мне без разницы, что они тут варят. Мне надо выжить, а я ума не приложу, как это сделать.
Ночное покушение так меня потрясло, что я мешала ложкой, совсем позабыв об усталости.
Отпроситься в туалет и сбежать?
Так сбегала уже…
Попытаться ещё раз?
Не факт, что получится, только устану. Тогда точно усну ночью…
Рассказать обо всём Ветрувии? Попросить, чтобы ночевала со мной?
Да, это выход…
Пинуччо принёс очередную корзинку апельсинов, синьора Ческа заворчала, что апельсины гниют слишком быстро, и тут на поляне появился целый отряд людей – один всадник и девять человек пеших. Сидевший на лошади был мужчиной средних лет, полный, даже толстый, с круглым красным лицом с сальными редкими прядками, торчавшими из-под чёрной круглой шапочки. В руке он держал трость с резным набалдашником, а мой взгляд сразу остановился на его туфлях, торчавших в стременах – кожаных, с длинными острыми носами, с тяжёлыми пряжками, подозрительно похожими на золотые. Я уставилась на эти туфли, не понимая, зачем человеку в такой обуви заказывать варенье в захолустье.
- Кто здесь хозяйка? – спросил тем временем всадник высокомерно.
- Я – хозяйка, - синьора Ческа бросила тесак, которым крошила фрукты, и подбежала ко всаднику, на ходу вытирая руки фартуком. – Желаете прикупить вареньица? У нас всегда свежее и лучшее…
«Ну да, ну да, и даже ложки мы не облизываем», - подумала я, с трудом отрываясь от созерцания золотых пряжек и оглядывая сопровождавших всадника – все крепкие сильные мужчины, в каждого за поясом нож и палка длинной в локоть. Странные любители варенья.