Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - стр. 29

И еще появилось совершенно новое и удивительное чувство от этих прикосновений, которое Катя не могла определить, но это было очень приятно.

– Минутку постой так, пусть крем впитается.

Ваграм отошел и ходил где-то за кустами, а Бирюза стояла и вздыхала рядом с Катей, пытаясь дотронуться до нее губами.

– Смотри, она сожалеет, что ты растерла ноги!

– Да уж … Картинка – наездница без штанов!

Они весело рассмеялись, а потом медленно пошли назад, и лошади шли следом, фыркая и вздыхая.

ОБЕД

– Вот и хорошо, что вы пришли! А мы обедать собираемся!

– Катя, откуда у тебя такой наряд?

– Это мне Гриша купил.

– Как купил? Витя, отдай Грише деньги!

– Нет, Вера Николаевна, это подарок.

– Как – подарок? Но ведь это дорого стоит … И откуда у тебя деньги?

– Ну, это не столь важно … Просто я подарил Кате этот костюм – не в юбочке же ей было на лошадь садиться.

– Но согласись, Гриша, Катя может неправильно истолковать твой подарок …

– Папа, ну как это неправильно? Он мне, что, взятку что-ли дал?

– Все равно это неприемлемо. Коля, пожалуйста отдай деньги.

– Но я их не возьму … Кать, пусть они тут выясняют отношения, а мы пойдем ко мне.

Гриша с Катей вышли, а в разговор вступил Сторнас.

– Верочка, ты успокойся. Не надо так нервничать …

– Но откуда у ребенка могут быть свои деньги!

– Тут ты неправа. У Гриши, насколько я знаю, есть свой счет в банке и своя кредитная карточка. Верно, Тонечка? И деньги он заработал сам. Гриша очень хорошо рисует, и несколько его рисунков были куплены за очень приличные деньги. Вот это его работа.

И Сторнас показал на рисунки, висящие на стене – там были изображены Галина Игнатьевна и Василий Васильевич. Вера Николаевна взглянула на рисунки.

– А я-то думала, что это настоящий художник рисовал …

– И потом, Гриша достаточно упрям, и если он считает, что прав, с ним лучше не спорить. Уговорить его трудно …

В Гришиной комнате Катя с интересом разглядывала полки с книгами, кипы бумаги, альбомов, большую коробку с карандашами и фломастерами на столе.

– Тут ты рисуешь? Покажешь мне что-нибудь?

– Что-нибудь покажу. Не хочешь переодеться? Я выйду, а ты переоденься. Вот тебе крем, помажь еще, только не очень густо … Что-то не так?

Катя взглянула на него, отвела глаза и потом посмотрела снова.

– Ты не подумаешь, что я … бесстыдница, если я попрошу тебя …?

– А разве это стыдно? Тебе стыдно, что я мажу тебе ноги кремом?

– Я не знаю … Мне почему-то не стыдно, хотя … наверное, это считается неприличным …

– Тогда выбирай – или я неприлично мажу тебе ноги, или ты прилично мажешь их себе сама.

– А ты знаешь, – засмеялась Катя, – ты ужасно опасный человек! Ну просто ужасный!

– Ложись-ка ты на спину!

Она сняла курточку, джинсы и оставшись в кофточке, трусиках и белых носочках улеглась на диван. И послушно подставила ноги с красными полосками потертостей.

– А теперь отвернись, я надену юбку! – и сама засмеялась первой. – Интересно, что сказала бы твоя мама, если бы она сейчас вошла?

– Что сказала бы моя мама, я знаю. А вот что сказала бы твоя!

– У-у!.. Даже представить страшно! А что бы сказала твоя мама?

– Она бы извинилась.

Катя с любопытством разглядывала книги.

– А это тоже твое? – с удивлением спросила она, указывая на полки с техническими справочниками и модными журналами.

– Нет, это папины и мамины. Это комната – кабинет, который мне уступают на время … Или моя комната, которую я уступаю им – как придется …