Конь рыжий. Том 2 - стр. 39
Неутомимый капитан Ухоздвигов в парадном мундире с орденом Почетного легиона, застегнутый на все пуговицы, в начищенных до блеска сапогах носился от одного стола к другому, из корпуса в корпус, поторапливая офицеров: быстрее, быстрее!
Отобранных в полк собирали в камере первого корпуса, еще раз просматривали, назначая из разношерстной среды временных командиров из бывших солдат, унтер-офицеров и фельдфебелей, и здесь тот же вопль – офицеров, офицеров! А где их взять? Из рукавов собственного мундира не вытряхнешь!
Начальник тюрьмы Григорий Фейфер, сухонький, черноголовый, горбоносый, бывший адвокат, набрал из отобранных в стрелковый полк временных надзирателей да просеял старых, совдеповских, устанавливал режим для камер, карцеров, корпусов и организовал работу котлов на кухне, чтобы накормить проголодавшихся военнопленных; у него, у Фейфера, работы было по горло. Но главное свершилось – тюрьма жила; матерь-укротительница мятежного духа и свободы пережевывала узников в каменных, двухаршинной толщины стенах, и начальник ее, Фейфер, заняв место за массивным столом в кабинете, работал.
Ухоздвигов, присев отдохнуть на жесткий, вытертый диван, будто упал в яму.
– Голова трещит, – пожаловался капитан, протирая кулаками глаза, чтобы разогнать сон.
Фейфер снова углубился в сочинение реляции начальству о состоянии принятой им тюрьмы и о мерах по ее улучшению – нужен был ремонт; в карцерах обваливались от сырости своды; кухня не приспособлена для кормления полутора тысяч заключенных – надо расширить, а на какие средства? Где взять строительный материал – кирпич, цемент, известку, железо?
Зазвенел телефон. Фейфер поднял трубку. Полковник Ляпунов просил позвать к телефону капитана Ухоздвигова.
– У меня капитан, Борис Геннадьевич. Пожалуйста. Ляпунов сообщил Ухоздвигову: через два часа прибывают в Красноярск эшелоны с чехословацкими войсками из Ачинска и личный поезд ставки командующего Гайды со свитою. Ляпунов спрашивает: кого, по его мнению, пригласить на встречу Гайды? Духовой оркестр? Каких офицеров? Именитых граждан города с хлебом-солью или ударить в набат, чтоб к вокзалу сошелся народ?
– Ни фанфар, ни бутафории, Борис Геннадьевич. Или вы забыли телеграмму Гайды? Он спешит освободить Красноярск – пусть так и будет. А на вокзале должны его встретить те, кто подписывал телеграмму. Если имеете ключи от города – преподнесите.
– Нету ключей таких, Кирилл Иннокентьевич, – басил Ляпунов. – А вот поступила телеграмма от Гришина-Алмазова с указанием на недопустимость наших действий, расцененных им как анархизм. Это просто возмутительно!
– Не будем возмущаться, Борис Геннадьевич. «Освободителей» не надо обижать и задирать.
– Вы ведь знакомы с капитаном Гайдой?
– Знаком. Но это не столь важно. Хорошо, я буду к десяти на вокзале. Сортировка идет к концу. Отобрано в полк семьсот пятьдесят солдат и пуд бумаги исписано.
– Только семьсот? – удивился Ляпунов.
– Среди военнопленных было триста семьдесят женщин – не брать же их в полк. Еще не тронуты товарищи интернационалисты – займемся днями. У нас еще имеются в городе казармы с военнопленными итальянцами, австрийцами, мадьярами; и части поляков. Из них, думаю, если одобрит Гайда, создадим интернациональный полк. Но этот вопрос надо согласовать на высшем уровне нашего правительства с ЧСНС.