Комната - стр. 35

По воскресеньям мы едим бублики, которые надо усиленно жевать, с желе и арахисовым маслом. Вдруг Ма вытаскивает свой бублик изо рта – в нем торчит какой-то острый предмет.

– Наконец-то, – произносит она.

Я вытаскиваю этот предмет – он весь желтый, с темными коричневыми пятнами.

– Это тот зуб, который болел?

Ма кивает. Она пробует языком дырку во рту. Все это очень странно.

– Мы можем засунуть его назад и приклеить клейстером.

Но Ма качает головой и улыбается.

– Я рада, что он выпал, теперь не будет болеть.

Всего минуту назад этот зуб был частью ее, а теперь уже нет. Ну и дела!

– Знаешь, что надо сделать, – положи его под подушку, ночью прилетит фея-невидимка и превратит его в деньги!

– Здесь это не получится, – говорит Ма.

– Почему?

– Потому что зубная фея не знает, где находится наша комната. – Ма глядит на стену, словно видит сквозь нее.

Снаружи есть все. Когда я теперь думаю о чем-нибудь, например о лыжах, кострах, островах, лифтах или игрушках, я вспоминаю, что все эти вещи – настоящие, они все существуют снаружи. От этой мысли я устаю. И люди тоже – пожарные, учителя, воры, младенцы, святые, футболисты и все остальные, – они все реально существуют. Но меня там нет, меня и Ма, мы единственные, кого там нет. Может быть, мы уже перестали быть настоящими?

После ужина Ма рассказывает мне о Гансе и Гретель, о том, как пала Берлинская стена, и о Рамплстилтскине. Мне нравится, что королева должна отгадать имя этого маленького человечка, чтобы он не забрал у нее ребенка.

– А все эти истории настоящие?

– Какие именно?

– Ну, о русалке, о Гансе и Гретель и все остальные.

– Ну, – говорит Ма, – в буквальном смысле слова – нет.

– А что такое?..

– Это сказки, в которых рассказывается не о реальных людях, которые ходят по улицам в наши дни.

– Значит, все это вранье?

– Нет, нет. Сказки – это просто другой вид правды.

Лицо у меня сморщилось от попыток понять, о чем она говорит.

– А Берлинская стена – настоящая?

– Да, такая стена была, но теперь ее нет.

Я так устал, что, наверное, разорвусь на две половинки, как сделал в конце концов Рамплстилтскин.

– Ночь, скорее засыпай, клоп, малютку не кусай, – говорит Ма, закрывая дверцу шкафа.

Я думал, что отключусь, но вдруг до меня доносится громкий голос Старого Ника.

– Но витамины… – говорит Ма.

– Это грабеж средь бела дня.

– Ты хочешь, чтобы мы заболели?

– Это же все сплошное надувательство, – говорит Старый Ник. – Однажды я смотрел передачу о витаминах – все они в конце концов оказываются в унитазе.

Кто оказывается в унитазе?

– Я хочу сказать, что если бы мы лучше питались…

– А, вот ты о чем. Все хнычешь и хнычешь…

Я вижу его в дверную щель, он сидит на краю ванны.

В голосе Ма звучит ярость:

– Клянусь, наше содержание обходится тебе дешевле, чем содержание собаки. Нам даже обувь не нужна.

– Ты не имеешь никакого представления о том, как сильно изменилась жизнь. Я имею в виду, ты не знаешь, откуда берутся деньги.

Некоторое время он молчал.

Потом Ма спросила:

– Что ты хочешь этим сказать? Деньги вообще или…

– Шесть месяцев.

Его руки сложены на груди, они огромные.

– Вот уже шесть месяцев, как я сижу без работы, а пришлось ли тебе хоть о чем-нибудь побеспокоиться?

Теперь я вижу и Ма, она подходит к нему.

– Что случилось?

– Можно подумать, это кого-то волнует.

Они смотрят друг на друга.