Коллекция ошибок. Танцы в горизонтальной плоскости - стр. 31

– Чтобы босс был доволен, ты должна громко кричать «Бар-се-ло-на!», Высоцкая, ясно? – сообщил мне Мирон, протягивая сигарету. – Будешь?

– Не буду, – отрезала я с досадой. – И я ничего никому не должна. Я вообще буду болеть за вторую команду, ясно?

– Они ж продуют!

– Тебе-то откуда знать?

– Это и белке понятно, Высоцкая, – засмеялся он. – Выиграют вон те, синенькие.

– Да? Спорим, что выиграют вон те, беленькие? – передразнила я его.

– Спорим! – моментально согласился он и схватил меня за руку. – Если выиграют беленькие, я делаю тебе права как только мы вернемся в Москву и ни копейки с тебя за это не беру. Если выигрывают синенькие, то сегодня вечером я тебя трахну!

Это прозвучало так пошло, так омерзительно, но так восхитительно и так возбуждающе одновременно. Я не успела ничего сообразить, а Мирон уже разбил наши руки и смотрел на меня с таким довольным видом, что захотелось накормить его лимоном без сахара.

Игра началась. Надо ли рассказывать за кого на самом деле я тогда болела? Я дрожала изнутри, но вида не показывала, каждый раз, как мяч приближался к воротам «синеньких». Головную боль как рукой сняло. Изо всех сил я изображала злость и досаду из-за моего вынужденного участия споре, а про себя молила, чтобы беленькие проиграли. Мне не нужны были права. Мне хотелось Мирона и я уже давно перестала сопротивляться этому желанию, ибо оно было самым естественным и инстинктивным желанием живого человека, как говорила моя Алька.

Игра закончилась со счетом 2:0. «Синенькие» выиграли. Я проиграла.

***

Мирон повзрослел рано, лет в 14. Тогда он впервые осознал, оценил и принял все свои желания. Его решительный и дикий характер порождал в нем желания с частотой смены слайдов в калейдоскопе. Бешеный восторг от тепла женского тела в его руках рождал только новые желания и не гасил пожар ни разу. Кто она была – это никогда не было важным. Инстинкт, который им управлял, всегда делал выбор за него. Все, что было нужно сделать ему самому – это пройти короткий путь от первого вскользь брошенного на нее взгляда до момента, когда она издает стон и извивается в его руках, требуя продолжения. Все, что делал Мирон в своей сознательной жизни до последнего дня, было направлено к одной единственной цели: секс. Он любил каждую свою женщину, просто это длилось совсем недолго. Если оценивать в масштабах жизни всего человечества, то время этой любви было ничтожно. Даже ту самочку у бассейна в желтой шляпе он искренне любил все двадцать минут с момента, когда она взяла из его рук коктейль в холодном бокале и до момента, когда он кончил. Только в этот раз все было немного иначе. Как только он закрывал глаза, он вспоминал Высоцкую, которая стояла на балконе их номера и он точно знал, что она за ним наблюдала. К ней его тянуло как магнитом и это желание контролю не поддавалось.

Мирон всегда был честен со всеми. Он знал правду о себе: жестокий, властный, вспыльчивый, эгоистичный, равнодушный, ни разу не сентиментальный, холодный (вне постели), расчетливый, не способный к эмоциональной привязанности. Он знал, что эти качества нельзя демонстрировать, если идти к тем целям, которые он себе ставил. Поэтому окружающим он являл другую картинку: веселый, легкий в общении, обаятельный, обоснованно наглый, самоуверенный, в меру пошлый – чертовский привлекательный и сексуальный представитель мужской половины населения.