Коллекция недоразумений. Принцип матрёшки - стр. 16

Мысли Егора покинули зону под названием «Машка» и переключились на то, что на самом деле уже вторые сутки постоянно присутствовало – то в виде единственной темы, то в качестве неясного, но крайне болезненного фона для каких-то других, мелких и временных мыслей.

Он начал что-то черкать на не слишком чистом листе бумаги, невесть кем забытом на подоконнике, и в конце концов обнаружил, что в самом верху листа оказался большой и какой-то острый вопросительный знак. От него вниз тянулись две стрелочки; под одной было написано «Все правда», под другой – «Все придумано». От стрелочки «Все правда» шли еще две стрелки: «Отец – провокатор» и «Отец – испытуемый». Его запоздало передернуло от слова «провокатор». Ведь тот, в книге, был всего лишь «засланным казачком», который просто давал экспериментаторам возможность как-то контролировать процессы, происходящие с настоящими испытуемыми. Ничего ужасного он не совершал – откуда же взялось слово «провокатор»?

Как-то спокойно и отстраненно Егор понял, что где-то в глубине души он уже поверил в самое худшее: такой эксперимент действительно был, и отец действительно в нем участвовал – неважно, в какой роли. Как говорится, главное – не победа, а участие. Он согласился на это – ради чего? Из-за денег? Ведь известно, что во многих экспериментах испытуемым платят – и даже тогда, наверное, платили – очень и очень неплохие деньги. В принципе, сколько Егор помнил себя, их семья всегда жила достаточно обеспеченно – кроме, пожалуй, перестроечного времени, но тогда все остальные тоже жили не слишком шоколадно. Никаких других финансовых перепадов ни в ту, ни в другую сторону Егор вспомнить не мог. Может, отец пошел на это от страха? Спецслужбы – они и в Зимбабве спецслужбы, спорить с ними охотников немного.

От «Провокатора» вниз двинулась еще одна пара стрелок: «Эвтанатор» и «Не эвтанатор». От «Испытуемого» – «Убийца» и «Не убийца». Подумав, последнюю пару стрелок Егор обвел пунктиром и начал задумчиво заштриховывать. Этого он, скорее всего, не узнает никогда. Если, конечно, на этот вопрос не будет ответа во втором томе. Если он этот второй том найдет…

От стрелки «Все придумано» почему-то ничего не рисовалось. Егор вспомнил лекции по психиатрии на четвертом курсе: весьма аристократичного вида профессор с раздражающе тихим голосом (видимо, это был его личный способ добиться неослабного внимания аудитории) проникновенно объяснял им, что у шизофреника могут одновременно в сознании сосуществовать две абсолютно взаимоисключающие мысли, и его нисколько не беспокоит их противоречивость. Так вот у Егора сейчас в голове были как раз две взаимоисключающие мысли, но их взаимное противоречие его как раз очень даже беспокоило: он никак не мог представить себе, что его добрый, интеллигентный, тонкий отец принимал участие во всем этом кошмаре, – и в то же время почему-то был совершенно уверен, что так оно и было. Ему было невыносимо стыдно перед отцом за эту уверенность – но убедить себя в том, что это вымысел, ему никак не удавалось.

Ему никак не удавалось даже предположить, что отец вполне мог принимать участие в эксперименте просто как испытуемый, причем втемную. Ну в самом деле, не предупреждали же каждого испытуемого: дескать, мы тут вас сейчас немножечко погипнотизируем, потом чуть-чуть пооблучаем, а потом будем смотреть, убьете ли вы человека, как мы вам прикажем, или все-таки устоите перед искушением. Они же наверняка не знали, на что подписываются, когда соглашались на участие в эксперименте. Так в чем отец мог быть виноват?!