Коллекция Энни Мэддокс - стр. 14
…Ни от кого в этом мире мисс Эппл не стерпела бы подобного обхождения, но в случае с младшей гувернанткой вежливые просьбы равно, как и резкие замечания, были совершенно бесполезны. Все эти «дорогуши», «душечки» и «милочки» сыпались из её уст беспрестанно и в отношении директрисы, и прочего персонала и, конечно, подопечных приюта. Саму же Элизабет Гриммет все обитатели Сент-Леонардса – дети, нисколько не смущаясь, прямо в глаза, а коллеги между собой – называли мисс Чуточкой, и только директриса придерживалась на этот счёт собственных правил и следовала им неукоснительно.
– Благодарю, мисс Гриммет, – оборвала она поток упрёков, не отрываясь от листа с таблицей, куда заносила данные из толстой тетради в коленкоровом чехле. – Лучше присядьте и расскажите мне новости. Комитет сегодня забрал у меня полдня жизни, и я совсем не в курсе последних событий.
– И рта не раскрою, пока вы, милочка, не приметесь за еду! – пригрозила гувернантка, но обещание не сдержала. – И что там, в комитете?.. Они к вам прислушались? Есть надежда?
– Пока рано о чём-то говорить, – мисс Эппл, по опыту зная, что лучше покориться, через силу принялась за бульон и галеты. – Не будем паниковать раньше времени, мисс Гриммет. Когда будет что рассказать, я непременно сделаю объявление. Как здоровье Деборы?
– Дебби на поправку пошла, выпила, умничка, две чашки бульона и съела крылышко.
– Доктор осматривал её?
– А, нет нужды. Обычное женское, ну, вы понимаете, – гувернантка по-простецки подмигнула, но, к облегчению мисс Эппл, обошлась без подробностей. – Ещё трое из старшей группы сыпью покрылись, чешутся, да и что-то очень уж бледненькие, прям, как снятое молоко.
– Может, пудрятся? – предположила директриса, доедая последнюю галету. – Скажите доктору Гиллеспи, пусть осмотрит всех троих. В среду девочкам подавать обед для комитета, они очень этого ждут.
– Ещё Марджори разбила любимую куклу Присси, и та обругала её грязной… Нет, не буду повторять, дорогуша, вам это не понравится. В школе недовольны Мэри. Передали со старшими записку, что она делает много ошибок и дерзит в ответ на замечания. Учитель арифметики сомневается, что она сдаст экзамен, – и гувернантка, питавшая искреннюю приязнь к Мэри Хиггинс, жизнелюбивой и обаятельной особе десяти с половиной лет, огорчённо вздохнула.
– Что ж, мисс Гриммет, Присси – лошадка с норовом, но каждому Господь уготовил свой щит и меч. Да и Мэри небезнадёжна, а то, что у неё есть характер, только плюс, а никак не минус. А как там Лиззи? Что-то девочка опять замкнулась в себе.
– Да всё этот школьный хор, будь он неладен, – всплеснула руками гувернантка. – Опять к ним на прослушивание какой-то важный индюк из Совета графства заявился. Выставили её перед всем классом и петь заставили. Ну, она и брык, как обычно, в обморок. То ли притворяется, то ли что, поди, проверь. Счастья своего не понимает, глупышка.
– Счастье счастью рознь, мисс Гриммет. Одна из главных жизненных задач – понять, кто ты и чего ты не хочешь. Чего нам хотеть, с детства за нас решают другие люди, и с течением лет мы либо счастливо следуем выбранному за нас маршруту, либо находим в себе мужество избрать собственный. А вот если мы всю жизнь делаем то, чего не желаем, то в конечном счёте теряем все ориентиры и зря растрачиваем данные нам Богом силы. Это и есть подлинное несчастье. Так что сходите к ним завтра, мисс Гриммет, и скажите, пусть оставят Лиззи в покое. Не хочет петь в хоре – и не надо. Напомните мне чуть позже, я напишу записку для школьного руководства, – директриса отставила поднос с опустевшей посудой на край стола и вновь раскрыла коленкоровую тетрадь. – Как новенький? Не плакал? Его покормили?