Кольца Лины - стр. 22

Говорят, что в каждой избушке свои погремушки. Ну и пусть. Что мне до чужих «погремушек»? Мне — домой...

3. Глава 3. Дин и Дана

Я уже легла и слушала, как в углу настырно пилил сверчок. Масляный светильничек моргал рядом, по углам жались осторожные тени. Пора гасить свет и спать...

Когда-то давно у нас на даче тоже жили сверчки. Лично мне, маленькой еще, они никогда не мешали спать — напротив, я чувствовала себя как в сказке, придумывала, зачем сверчки «сверчат», что рассказывают. И представляла их тоже по-сказочному: в маленькой шляпе и со скрипкой. Когда дядя Гоша однажды поймал и показал нам, детям, сверчка, очень удивилась: вот это — тот самый?..

Последние годы дачные сверчки куда-то пропали, перевелись.

Я была уставшей, но сон не приходил. На лавке в ногах сохла выстиранная сорочка — некуда было повесить. Легла я опять одетая, конечно — как тут разденешься, если спать приходится в проходном месте.

Вдруг неподалеку кто-то застонал. Укладываясь уже в потемках, я не стала приглядываться, кто тут еще есть. А стон … ну бывает, стонут люди во сне.

Вот, опять... Жалобный какой-то, больной стон. Кажется, кому-то плохо.

Посомневавшись, я все же встала и, прихватив светильник, пошла вдоль лавки. Сегодня в «спальне» оказалось не людно, на лавке лежал только один человек. Я наклонилась к нему, и едва сдержала возглас...

Тот человек из клетки. Сумасшедший Дин. И я обрадовалась, что подошла.

Он опять завозился, глухо застонал сквозь зубы. Очень осторожно я коснулась пальцами его щеки — щека была слишком горячей. У парня определенно повышенная температура. Простуда?

Я присела на корточки рядом, при этом нечаянно задев коленом край простыни, и простыня сползла, обнажив его плечо. А Дин опять застонал.

Его плечо покрывал рисунок из пересекающихся полос.

Рисунок, ха.

Я уставилась на эти полоски, пытаясь осознать. В общем, все было очевидно, но, видимо, для меня слишком дико. И я откинула простыню.

Вся спина Дина, воспаленная и опухшая, была густо исчерчена багровыми линиями. Там, где линии пересекались, я увидела подсохшую, размазанную кровь.

Колючая холодная дрожь сыпанула по мне от шеи до поясницы. Провидение! Это я видела впервые — когда человека вот так выпороли. Беспомощного. В наказание. До крови, до жара. И бросили тут, без помощи. И никого это не волнует.

Как же быть? Ох, Дин. Что за сволочь это с тобой сделала?

Впрочем, наверняка все санкционировано местным начальством, то бишь — именем и Ко. То есть законно.

Губы Дина были сухими, потрескавшимися, дыхание неровным. Напоить — это первое. Когда температура, надо пить.

У меня была вода в пузатой бутылке, запаслась заранее. А дальше? Не было ни чашки, ни ложки, да и с ними, наверное, было бы не слишком удобно.  Надо бы приподнять Дина, или перевернуть — но не хотелось причинить боль.  Я сложила ладонь лодочкой, налила воды туда, пролила каплю ему на губы — он жадно облизал их. Ну, дорогой, давай...

Он нашел воду губами, глотнул, я снова наполнила «чашку», он и это выпил.

Ну, дорогой, может, приподнимешься? Или слишком больно?..

Если бы я могла это спросить вслух, или вообще что-то сказать, может, мой голос как-то привел бы его в чувство. Так нет же, я могла только мычать, поэтому помалкивала.

У себя дома я без проблем нашла бы таблетку, способную помочь. Понятно, что таблеткой тут не обойдешься, раны на коже тоже надо как-то залечивать... наверное. Я нисколько не врач. Я спросила бы у мамы. Мазь от ожогов подошла бы? У меня есть. Дома, как и таблетки. А здесь — ничего, кроме воды!