Кола Брюньон - стр. 6

– Эй, соседка, выше нос! Что это вы с лица спали? На кого зло держите? На этот шалунишка-ветер, который задирает вам подол? Так и надо, он молод… Эх, жаль, не я! Кусает прямо в самое вкусное место, такой озорник, такой сластена! Терпение, кума, каждому жить хочется… Да куда ж вы так бежите, словно за вами черти гонятся? На обедню? Laus Deo! [2] Господь всегда одержит верх над Лукавым. Грусть-тоска рассеется, озябший согреется… Ну вот, вы уже и смеетесь? Значит, все в порядке… Куда держу путь я? Как и вы, на обедню. Но не на ту, что отслужит господин кюре. А на ту, что приготовили мне поля.

Сперва заворачиваю к дочке, чтобы взять с собой на прогулку внучку Глоди. Мы каждый день гуляем вместе. Это моя лучшая подружка, моя козочка, моя лягушонка-непослушонка. Ей уже пошел шестой годик, она хоть куда, востра, как крысонька, хитра, как лисонька. Стоит ей меня завидеть, она уж у моих ног трется. Знает, что у меня целый короб историй, не меньше моего любит послушать небылицы. Я беру ее за руку.

– Пойдем, моя маленькая, встречать жаворонка.

– Жаворонка?

– Это Сретение. Ты не знала, что он возвращается к нам нынче с небес?

– А что он там делал?

– За огнем для нас летал.

– Огнем?

– Ну да, огнем, что греет нас, когда восходит солнце, огнем, на котором кипит земной чугунок.

– Значит, он улетал?

– Так и есть, он улетел на праздник Всех святых. Каждый год, в ноябре, он отправляется на небо греть звезды.

– А как он возвращается?

– Три маленьких птички летают за ним.

– Расскажи…

Она семенит по дороге. Тепло укутанная в белую вязаную фуфайку с синим капюшоном, она напоминает синичку. Холод ей нипочем, но ее круглые щечки красны, как маков цвет, а из носа течет, как из фонтанчика…

– Эх ты, сморчок-на-носу-лихорадка, сморкайся, да свечку, что ради Сретенья зажгла, задувай! На небе уж горит лампадка.

– Старый папочка, расскажи о трех птичках…

(Люблю, чтобы меня уговаривали.)

– Три птички, отважные друзья отправились в путь-дорогу: Королек, Зарянка и Жаворонок. Королек, неуемный, как Мальчик-с-пальчик, непредсказуемый, как вулкан, и гордый, как Артабан^>10, заметил несущийся по воздуху огненный шарик, похожий на просяное семечко. С криком «Мое! Поймал!» бросился он за ним. Другие последовали его примеру: «Нет, мое! Мое!». Но Королек уже поймал своим клювом шарик и стремглав ринулся с ним вниз… «Караул! Он жжется!» – завопил он вдруг, перекатывая шарик по клюву, словно обжигающую кашу, но сил терпеть у него не стало, он клюв-то и раскрыл, язык у него весь облупился, выплюнул он шарик и спрятал его под своими крылышками… И снова завопил: «Ай! Ай! Горячо! Не могу!» Крылышки у него обгорели… (Ты замечала, какие у королька подпалины и какие у него перышки? словно завитые…) Зарянка бросилась ему на помощь. Схватила клювом шарик да бережно спрятала его в своем мягком оперенье. Оттого-то оно и стало красным, как заря. «С меня довольно! Подгорели мои перышки». Тут Жаворонок, верный их товарищ, подхватил на лету огонек, пытавшийся удрать на небо, и, скорый, стремительный, точный как пущенная меткой рукой стрела, камнем пал на землю; клювом своим зарыл он солнечное семечко в наши ледяные борозды, отчего те стали теплеть, млея от удовольствия…

Я закончил рассказ. Настала очередь Глоди пощебетать. На выходе из города перед подъемом в гору я посадил ее себе на спину. Небо хмурое, под ногами хрустит снег. Жалкие деревца и кустики с их обнаженными веточками-косточками подбиты белым снежком. Голубой дым из печных труб неспешно поднимается столбом в небо. Вокруг полная тишина, только моя лягушонка трещит и трещит без умолку. Вот мы уже на вершине холма. У моих ног раскинулся мой город, повязанный двумя лентами – двумя речками: ленивицей Йонной и бездельником Бёвроном. Весь разубранный снежным покровом, пронизанный холодом, иззябший мой город всякий раз, как я гляжу на него, согревает мне душу…