Кокосовый фраппучино - стр. 9
Сегодня я явилась в часовню, чтобы помолиться и поразмыслить. В коммуну возвращаться пока не хотелось, да и на улице стояла жара. К молитвам меня приучила учительница, с которой я провела несколько лет на домашнем обучении – миссис Лоуренс. Первые несколько дней я вела себя с миссис Лоуренс отстраненно. Сердилась на родителей, на жизнь, на одноклассников, на гены. Но миссис Лоуренс удалось пробить мою скорлупу добротой, пониманием и даже любовью. Да, пожалуй, она любила меня. Миссис Лоуренс попыталась втолковать мне, что родители любят меня, но боятся пускать в окружающий мир – злые люди могли уничтожить мою самооценку, задеть чувства. Что мама переживает за мое здоровье, а отец за то, что меня будут дразнить мальчики.
Объяснить их холодность по отношению ко мне учительница не смогла, зато привила любовь к Богу. Так как кроме Нейта, миссис Лоуренс и музыки я ни с кем не общалась, мне понравилась возможность обрести еще одного, пусть и безмолвного, принимающего и понимающего друга.
Вспомнив об учительнице, я накрыла лицо ладонями. Когда пришло время поступать в университет, миссис Лоуренс сильно переживала о том, как я справлюсь с такими резкими переменами. Из дома, который я покидала только по необходимости или желанию родителей выгулять нас с Нейтом в интересных местах, мне предстояло переехать в другой город, жить в кампусе, кишащем людьми. Мне было почти девятнадцать, и, конечно, я стала всерьез задумываться о своем будущем и успокаивала миссис Лоуренс тем, что не хочу жить затворницей.
Возможно, для своих соседок по коммуне я таковой и являюсь, но им просто неизвестно, сколько усилий я приложила, со сколькими страхами боролась день ото дня, чтобы влиться в типичную для них, размеренную жизнь.
От размышлений меня отвлек мелодичный голос, разнесшийся по часовни эхом. Я подняла глаза и осознала, что торчу тут уже больше часа, и, вероятно, случайно застала репетицию хора. Все, включая дирижера, были обличены в черные мантии. Хористы выстроились в два ряда и встали за кафедрой. До ушей донеслись первые ноты органа, и все внутри меня застыло, утихло. Музыка проникла внутрь, в самые глубины, и кожа покрылась мурашками от красоты и силы мелодии. Как завороженная, я просидела всю репетицию, впитывая в себя звуки инструментов и голосов.
Когда я вышла из часовни, солнце скрылось за густыми, темными облаками, кампус опустел – намечался дождь, и люди предпочли спрятаться под крышами. Всю дорогу до коммуны я шла кривыми дорожками, постоянно спотыкаясь. Словно кадры из фильма, в моем воображении вспыхивали картины сцены, софитов, музыкантов. Мне виделось, как я стою на сцене и пою, пою, пою… аж горло зачесалось от желания запеть сию же секунду!
Раздосадованная, я вошла в комнату и бухнулась на кровать. В поле зрения попал пакет кокосовых батончиков. Я сверлила его взглядом, думая, стоит ли сегодня посещать убежище? С другой стороны, я уже еле сдерживалась, чтобы не завыть прямо в комнате. Да и обрывки новой песни лихорадочно проскакивали в сознании.
Была ни была, вряд ли тот, кто оставил пакет, явится сегодня туда снова.
От звука будильника я подскочила в поту, несколько раз нажала мимо кнопки «Остановить», и все же выключила эту сирену. Спать днем и бродить по ночам уже превратилось в привычку. Сквозь приоткрытое окно в комнату ворвался запах мокрого асфальта и влажной травы. Значит, дождь все-таки был, но уже прекратился – снаружи стояла тишина, нарушаемая лишь птицами. Одевшись потеплее и надев бейсболку, я взяла шоппер и вышла из коммуны.