Когда я уйду - стр. 34
Он продолжает монотонно говорить, повторяя примерно ту же информацию, что сообщил мне вчера, а Джек время от времени вклинивается с вопросами. Я слышу, как они перебрасываются репликами, словно мячами в теннисном матче, но, по мне, с таким же успехом могли бы обсуждать ирригационные системы в странах третьего мира: настолько я равнодушна к их разговору. Я сижу и киплю гневом. Теория относительно того, что результаты моих анализов перепутали, с треском провалилась, и я испытываю непреодолимую потребность протестовать. Доктор Сандерс даже не сделал вид, будто проверил мое заявление. В точности, как тот хирург, который, не проверив, отрезал здоровую ногу. Глупые, высокомерные доктора думают, что они непогрешимы, но это не так. Они постоянно ошибаются. Черт побери, и пора бы им исправлять эти ошибки!
– ВЫ ДАЖЕ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО МАРТА УШЛА НА ПЕНСИЮ!
Слова вырываются откуда-то из самого нутра. И в комнате становится очень тихо. Доктор Сандерс и Джек смотрят на меня. Моя спина пряма, как палка, а пальцы так вцепились в подлокотники кресла, что костяшки побелели. И я понятия не имею, что говорить дальше.
Молчание прерывает доктор Сандерс.
– Я знаю, как это трудно, – мягко отвечает он. – Но, по правде говоря, сегодня в вас ничего не изменилось, по сравнению с прошлой неделей или прошлым месяцем. Просто теперь вы владеете новой информацией. И, как я сказал, если вы выберете лечение, это даст вам еще полгода, год или даже больше.
– Какое лечение?
– Дейзи, – шепчет Джек, кладя свою руку на мою, – то, о котором как раз говорил доктор Сандерс.
Я краснею.
– Я не слушала.
Доктор Сандерс невозмутимо повторяет сказанное. Оказывается, профессор в Эмори исследует новое лекарство, ВС-4287, при лабораторных опытах оно уменьшало опухоли у пораженных раком крыс. Он говорит, что сейчас находится на первом этапе испытаний на людях, и я буду идеальной кандидаткой. Но при этом я не могу соглашаться на химию и облучение.
Но все, что я слышу, – «еще шесть месяцев». И понимаю, что должна прийти в восторг оттого, что моя жизнь может продлиться от четырех месяцев до возможных двенадцати. Но все, о чем я думаю, – что это дерьмовый обмен. Я хочу пятьдесят лет, а все, что получаю, – несколько дополнительных месяцев? Все равно что просить у босса повышения на пять тысяч футов, а он кивает и говорит: «Могу дать вам десять центов».
– Мы подумаем, – объявляет Джек и встает, давая знать, что беседа закончена.
По пути домой он произносит всего одну фразу.
– Нам нужно еще одно мнение.
Остаток времени он бросает на меня долгие взгляды искоса, как если бы был смотрителем в зоопарке, а я – слоном, который в любую минуту может взбеситься и раздавить его огромной толстой ногой. А может, он смотрит на меня, чтобы убедиться, что я все еще тут, и я благодарна, что не одна. И думаю, что могу разом распасться на куски, которые поплывут к небу, как те шары много лет назад.
Когда мы сворачиваем на нашу узенькую улочку, оказывается, что коричневый фургон занимает перед нашим домом место, где обычно паркуется Джек. Пока Джек загоняет машину в пространство за фургоном, я читаю логотип на задней дверце:
«Наши цены так низки, что просто пригвоздят вас к полу».
Черт! Это оценщик из фирмы по починке пола!
Я выхожу из машины и огибаю фургон, но кабина пуста. Я оглядываюсь и вижу, что мы единственные люди на всей улице. Потом слышу, как входная дверь открывается, и поворачиваюсь к дому. Здоровенный мужик, с волосатыми руками и выглядывающим из-под грязноватой белой футболки брюхом, выходит на крыльцо. То самое крыльцо, которое медленно отходит от дома под тяжестью дождевой воды, которая в нем скапливается. Нужно установить в центре новый сток. Это тоже в моем списке обязанностей.