Когда все спят. Рассказы - стр. 15
Вообще – то Галка свой город любит. Даже немного его историю знает. Тюмень название своё приняла от речки Тюменки, а прежде на том самом месте стоял град татарских князей, а звали его Чимги, по-другому Чингиден. Основал его Тайбуга, сын магометанской веры царя именем Он.
Занятия с инструктором начались в их группе вчера: Делька поездила, позвонила вечером, говорит, ничего, нормально мужик катает, про деньги пока не говорил, а так поболтали о всякой ерунде, кстати, поинтересовался, как моя семейная жизнь. Там второй инструктор есть, я его видела, он тоже в это же время ездил с другой нашей группой, щебетала Делька, этот – красавец, помнишь, он тоже заходил, списки читал, я сразу на него глаз положила: смуглый, высокий! Атас просто! Мы должны мстить мужикам за наше рабство – сами из них гаремы устраивать!
Накрасилась. Выглянула в окно: еще даже темно… Хорошо —то как! Из окна лесом пахнет. Новый район – спокойный, как санаторий. И Равиль чего-то дома, надо же… Может, его кинула его блондинка? О-о-ох, вряд ли! Но без надежды – один шайтан, как бабушка говаривала.
Подошла, поцеловала дочурку. Шепнула: «Спи, моя Луна золотая, моя крохотная лошадка».
Старалась дверью не стучать, тихо-тихо вышла, как тень, как тень. Отчего все мои беды – печали? Неужели судьба, как у мамки? Любила всю жизнь своего одноклассника. А он и думать о ней забыл. А вышла за другого одноклассника – за папку. Подружка мамкина бросила его, он от тоски к мамке прилип. Так и поженились: выходит, оба – от неудачной любви. Папка неплохой… но, когда выпьет, злой. Ты за меня не по любви пошла, кричал на жену и даже иногда, когда поддавал, ей тумаков наставлял, посуду бил, дыру однажды в стене кулаком пробил – как трахнет, а дом старый, штукатурка посыпалась – и дыра в соседнюю комнату. Ты, кричал, без Абрамова жить не могла, и Гульку, наверное, от него прижила… Да, не ври ты, не ври, плакала мамка, он и не поцеловал меня ни разу, ты же помнишь, он все за генеральскими дочками охотился. Я те покажу охотника! Я те… Но так уж круто ругались они редко. А когда Галка стала подрастать, папка и вообще пить почти совсем перестал, как-то сжились они с мамкой… Но однажды призналась она горько, что так и не знала никогда личного счастья.
– Мужчины наши, доченька, все – ханы, а хану подавай сто жен, – учила она Гильгузи, – ты лучше за русского иди, не мстительные они. Обиды быстро забывают, доверчивые, не жадные. Русский нищему последнюю рубашку готов отдать, так мне бабушка говорила. К тому же – ласковые. А меня твой папка до крови… до крови… – Она махнула рукой и заплакала.
– Мама, не плачь, – Галка прижалась к ней, словно могла защитить от всех бед.
– А главное, церковь их русская двух жён иметь не разрешает…
– Русских много бедных, – сказала Галка, – от нищеты пить будет.
– Если и станет попивать, так не обидит, – мать тяжко вздохнула, – заработать они редко когда умеют, больше мечтают, чем дело делают, а деньги к хитрым и практичным льнут. Мы с отцом советские работяги были, а теперь тоже стали бедняками, прадед—то мой Юсуп, твой выходит прапрадед, до революции в Тюмени жил, тогда многие татары жили за Тюменкой, там и цыгане-торговцы обосновались, не кочевые, оседлые, многих из них потом купцами записались, и прадед тоже торговал лошадьми, был прасолом, женатым на дочери заезжего бухарца, таджичке. Бабушка моя гордилась, говорила: «Я таджичка!». А лошадей, знаешь, кому продавал? Может, и деду Делькиной Динары! Тот дом каменный имел, кузницу, большое кожевенное производство… Это мы как-то с Динарой сидели вечерком, вспоминали родителей, она и рассказала, что предки-то её были настоящие тюменские богачи, одна из прабабок вышла потом замуж за русского купца Колмогорова, сестра её – за тюменского купеческого сына по фамилии Молодых, каменный дом его самого или родственника и сейчас стоит. Так что Делькин род с большой струёй русской крови. У нас нередко такое, отец верно называет Сибирь плавильным котлом. Тюмень-то русские и поставили на месте татарской Чимги-Туры… Ты книжку про город наш почитай.