Когда не горят костры - стр. 28

Она не помнила, когда старуха исчезла. Наверное, никто не помнил. Как не будет помнить, как и когда исчезнет она сама.

«Мы вдвоём пойдём по тропе, – грустно подумала ведьма, – но Ася выйдет одна».

– Идём со мной, – повторила ведьма и протянула руку. – И я расскажу тебе, что и взрослые могут быть плохими.

Но Ася только покачала головой. Она снова начала шмыгать носом.

– Я плохая, – тихо повторила она, опускаясь на землю. – Я хотела им смерти, я так хотела им смерти, но я не знала, не знала, что они умрут! Я не знала, что они умирают из-за меня!

Магия, что жглась и бушевала в груди, что шумела и гудела в ушах, отступила, схлынула, унося за собой уверенность и силы. В оставшейся тишине ведьма снова ощутила себя материальной, плотной, живой, словно мир, попробовав её на зуб, выплюнул обратно, сочтя, что срок её не наступил. Душный воздух летней ночи касался липкой от пота кожи, сквозь тонкую подошву кроссовок кололись шишки и камушки, под лопаткой чесалось от свалившейся за шиворот веточки.

И медленными тяжёлыми шагами к ним приближался безглазый зверь. В густой темноте влажно блестели клыки в распахнутой пасти, с треском ломались ветки под когтистыми лапами. Воплощённая ненависть никуда не спешила. Её жертва и не собиралась от неё убегать.

С трудом сглотнув, ведьма подняла пистолет. Непривычная рука дрожала, прицелиться не получалось. В голове стучалась только одна мысль: что я не так сказала, не так сделала?

Ася затихла, во все глаза глядя на свою ненависть. Она побелела, пальцы вцепились в истерзанную футболку.

– Это я… – всхлипнула девочка, – это потому что я плохая.

Зверь шёл к ней, и от его пасти всё сильнее и сильнее пахло кровью и требухой, как от растерзанного мальчишки. Ведьму снова замутило.

– Смирись с ним, – прошептала она, не сводя с лобастой башки прицела, – смирись с ним, это твоя ненависть, твои чувства. Просто прими их. Тверди, сколько угодно, что ты плохая, но поверь, что быть хорошей – ты не обязана.

Волк прыгнул.

Выстрел, второй, от отдачи болят пальцы, а пули только выбили фонтанчики земли, раскидали листья.

Ведьма успела увидеть, что промазала, что пули даже не коснулись зверя, всего на секунду не успев за ним.

Пронзительный детский визг хлестнул по ушам, и, даже не успев обернуться, она поняла – вот, теперь точно опоздала.

Ненависть разрывала девочку, драла её на лоскуты, трепала, как куклу. Всю силу, всю боль, которой Ася питала её, вскармливала день за днём, ненависть обращала против своей хозяйки, возвращала сторицей, не жалея.

Ведь каждый час, каждый миг, когда девочка ненавидела других – она ненавидела себя.

Ненавидела отчима – и ненавидела себя за страх и слабость перед ним.

Ненавидела Андрюшу – и ненавидела себя за зависть.

И теперь вкусила своей же ненависти сполна.

Какая разница, какого волка ты кормишь, если ты кормишь его собой.

Ведьма зажмурилась. Не осталось магии, чтоб направить и подсказать. Не осталось никого, на кого можно было бы переложить страшное решение. Тяжело обрести волю после того, как смирился с ролью щепки в горном потоке.

Хотелось заткнуть уши и уйти.

Девочка кричала, как она кричала, но даже сквозь её вопли ведьма различала хриплое дыхание зверя и влажный звук разрываемой плоти.

Ведьма выдохнула, обернулась, заставив себя взглянуть на Асю. Сжала зубы, прицелилась. На сомнения времени больше не оставалось.