Когда на небе нет звёзд - стр. 22
Вдалеке показался знакомый силуэт. Я присмотрелся. Это Лиза. Это странно. Кажется, я обмолвился ей однажды о том, что не люблю, когда меня навещают в больнице.
Мы в палате. Я сижу на краю кровати, Лиза в кресле.
– Тебе идёт. – Сказала Лиза.
– Что? Больничный халат?
– Нет, быть избитым.
– Хах, спасибо.
Я откинулся на кровати, раскинув руки. Лиза же откинулась на спинку кресла и огляделась вокруг.
– Просторно тут. У меня в детстве комната и то была меньше… и телевизор есть.
– Там всего один канал работает.
– Бедняжка. Я вообще-то не на долго. Так, забежала посмотреть, каким ты стал красивым. Прости, это было грубо… Ещё я принесла сладкого.
– А что, у тебя сегодня выставка? Или лекция?
– Нет. Обед с родителями Расса. – Лиза тяжело вздохнула. Затем вытащила из сумки маленький целлофановый пакетик и кинула на кровать.
– Спасибо. – Я привстал и заглянул в пакет. Там лежало пять шоколадок: с фундуком и карамелью; с миндалём; белый пористы; со вкусом кофе и…
– Горький?
– Это от Расса.
– С чего бы ему посылать мне шоколад? Мы даже не знакомы.
– Просто он хороший парень, такие ещё существуют.
Лиза улыбнулась своим же словам.
– Что вообще нового? – Спросил я.
– Да всё по-старому. – Лиза махнула рукой и вытянула ноги. – Всё, как всегда… Мне бы во вселенную, где ведьмы воюют с единорогами за алмазные горы… Это звучит так же глупо, как я думаю?
– Да.
Лиза вопросительно посмотрела на меня. Я продолжил: – Ты ведь хочешь писать сказки. Волшебный мир тебе, как минимум, не выгоден. Кто станет читать книги про заколдованные замки, когда у них под окнами ведьмы сражаются с единорогами?
– Может в таком мире, в моде были бы монотонные книжки про простую, неинтересную жизнь. А я много знаю о неинтересной жизни. И монотонности. Успех был бы в кармане. – Лиза саркастично улыбнулась. Потом посмотрела на часы, что стоят на моей тумбочке.
– Ладно, я пойду. – Она вылезла из кресла. – Не то, Марго будет ворчать, «почему это я опоздала. Что, были дела по важнее?»…
– А попадись тебе портал в параллельную вселенную – Сказал я. – на чьей бы стороне ты воевала?
– На стороне ведьм, конечно. Единороги слишком много думают о себе.
– Так и знал.
– А ты?
– Мы были бы врагами.
Лиза ушла. Я распечатал одну из шоколадок, включил телевизор. Новости.
Больше недели прошло, а я всё ещё надеюсь на какой-нибудь хороший фильм.
« – … стерилизации. К этому законопроекту мэр обещает подойти со всей серьёзностью. И выдать окончательное решение уже в середине этого месяца» – Говорит красивая, полная женщина с идеальным, симметричными лицом. Кажется, даже если разглядеть его под лупой, всё равно не найдётся ни одного изъяна. Она строго одета и накрашена и, кажется, вообще не моргает.
« – К другим новостям:
На кладбище «Подлесное», самом крупном кладбище города, в районе между одиннадцатью и тремя часами ночи, неизвестный надругался над трупом…»
Я выключил телевизор, убрал шоколад в тумбочку… и всеми силами пытаюсь выбросить из головы образ изнасилованного трупа.
Самый большой минус скуки – она выматывает. В пол десятого я устал бродить туда сюда по больнице; смотреть в окно; считать, сколько раз медсёстры или медбратья входят в мою палату просто, что-бы узнать всё ли у меня в порядке, и лёг спать.
…Я иду по коридору. Всё стерильное, чистое: пол, потолок, мелькающие плафоны, мои ботинки. Я в больнице. Только упрощённом, лишённом многих деталей, её варианте. Это очень похоже на сон. Это сон? Скорее всего. Стены, вдоль коридора облеплены пациентами в одинаковой, серой пижаме и со смазанными, какими то не чёткими лицами. Каждый из них несчастен, каждый страдает. Как я это понял? Не представляю. Но от этого знания я испытываю счастье. Точнее удовольствие… Ведь… ведь красивее страдания ничего нет. И нет людей, кому бы ни шло страдать… В моих руках гитара, сделанная, кажется, из фанеры, осеревшей от сырости и старости. Рядом идёт Второй с такой же гитарой. Мы синхронно играем мелодию, вызывающую тоску и, возможно, приступы тошноты; и проговариваем рифмованные фразы, не уступающие в тоскливости музыке.