Когда киты пели - стр. 12
Когда любопытные соседи спрашивали, какой же метод Ной с Авророй использовали, чтобы научить глухого ребёнка читать, те лишь пожимали плечами. Они и сами точно не понимали, а был ли метод. Ной всегда читал взахлеб и при любой удобной возможности привозил с Большой земли книги, увесистые энциклопедии, справочники, детективы, а когда врачи окончательно подтвердили диагноз сына, то все полки в доме стали занимать детские книжки с картинками. Каждый вечер перед сном они поудобнее устраивались в кровати и вместе читали «вслух», показывали слова жестами, а Натан изо всех сил вертел головой и поглядывал то на раскрытую страницу, то на мелькающие в воздухе руки.
Когда мальчику исполнилось семь лет, родители отвели его в школу или в то, что от нее осталось. Двухэтажный деревянный домишко хмуро поглядывал на прохожих темными квадратами окон, большая часть классов уже много лет пустовала, а если еще точнее, то заняты были лишь две комнаты справа от входа. Так проще топить. На тот момент на острове началась новая волна эмиграции, так ее прозвали местные. Зима выдалась суровой и голодной, а лето и того хуже, земля будто бы сговорилась с морем и решила не выпустить наружу ни единого зеленого росточка. Во всем винили засуху, смену климата и новый вид паразитов, перебравшийся к ним с материка. Винили всех и вся, но вот только одними лишь обвинениями никак не накормишь несколько десятков голодных ртов. Люди стали уезжать, многие давненько уже собирались переселяться в город, но все не могли решиться – не хватало стимула, а желание выжить оказалось как раз-таки самым сильным из стимулов. Деревня потихоньку пустела, и к октябрю в ней осталось всего двенадцать ребятишек, некоторые ровесники Натана, а остальные постарше, почти подростки. Тетушке Марте было за восемьдесят, и вся школа держалась лишь на ее хрупких плечах, обернутых пуховой шалью. Ной помнил ее еще с тех пор, как сам был мальчуганом в коротких штанишках, в его детстве она преподавала литературу, правописание и природоведение. Ее историями можно было заслушаться, казалось, она знала все на свете! Высокая, статная, с городскими замашками, она приехала на остров в молодости, на практику сразу после института, и за более чем полвека ее ноги ни разу не покинули этой земли.
– Я-то возьму его, с радостью возьму, но тут понимать надо, дорогой мой, что я, может быть, и звалась однажды профессором наук, а сейчас всего лишь ветхая старушка, которая пашет и за себя, и за того парня. – Тетушка Марта подцепила с блюдечка кусочек лимона и, не поморщившись, прожевала его без сахара.
– Только и парня-то никакого нет, – ухмыльнулся Ной.
– Вот именно! Все сама, все сама. Я тебе и директор, и завуч, и весь педагогический состав. Что-нибудь придумаю, но ничего не обещаю.
– Может, пришлют кого с Большой земли?
– Новостей, гляжу, не читаешь? Закон есть теперь, что в сельские школы, где меньше ста ребятишек, уже никого давно не распределяют, только если кто сам решит приехать. С ума сойдет и решит, как я в своё время, когда юность в голову ударила.
– Но вы же еще…
– Я еще хоть куда, дорогуша, но годы, как ни банально, берут свое. Никто еще не был замечен за тем, чтобы жить вечно. Своего сорванца веди, поглядим, я ведь тоже с возрастом слегка оглохла, найдем с ним общий язык.