Когда ад замерзнет - стр. 13
– Порядок, как договаривались. – Мужик кивнул подельникам: – Живее собирайте инвентарь, скоро стемнеет уже, нечего тут валандаться.
Ну, допустим, еще не скоро стемнеет, но уже пятый час, и сумерки рядом.
– Можем подвезти. – Бригадир оглянулся вокруг и многозначительно кивнул на солнце, клонящееся к закату. – Мы как раз в центр едем.
– Спасибо.
Я бреду по кладбищу, впереди лениво переговариваются мужики, только что установившие памятник на могиле Виталика Ченцова, и у меня странное чувство – словно во всем мире осталось только это кладбище и мы вообще единственные выжившие.
При этом я понимаю, что если так, то я в беде.
Я и так в беде, но в данный момент мне нужно выбраться куда-то, где я буду видеть не только могилы.
Микроавтобус, на котором приехала бригада, стоит в широком проходе между кварталами кладбища. Мы грузимся внутрь, я устраиваюсь рядом с дверцей на протертом сиденье, и это всяко лучше, чем топать отсюда пешком, когда дело к вечеру, а вокруг – нескончаемые кварталы крестов и памятников. Не то чтоб я боялась кладбищ, дело не в этом, а просто как-то неприятно, особенно когда никого нет, так что я принимаю предложение насчет подвезти. И хотя запах в автобусе очень густой, я терплю, потому что плохо ехать лучше, чем хорошо идти.
– Я выйду здесь, если можно.
Воздух очень свежий, а мне нужно проветриться – и после кладбища, и после небольшого пространства микроавтобуса, где сидели четыре потных гражданина, причем свежий запах пота смешивался с застарелым. И я даже представить себе не могу, что такой вот самец явится домой, где его ждет какая-то женщина… Какая женщина, если она, конечно, не резиновая, согласится разделить постель с чуваком, воняющим так, что глаза ест?
В городе недавно прошел дождь. В Александровске дождь идет как-то полосами, вот тут он есть, а через три квартала его нет. И я сейчас иду по улице, где он был. И пахнет свежими лужами, мокрым асфальтом, влажным тополем, люди торопятся по своим каким-то делам, а я хочу есть.
На углу в ларьке торгуют булочками и горячими хот-догами, и мне ужасно хочется купить хот-дог, но нужно экономить.
– Булочку с повидлом, пожалуйста, и чай.
Булочки здесь очень дешевые отчего-то, это я уже знаю, а чай вообще стоит копейки. Правда, это не настоящий чай, а просто пакетик, брошенный в картонный стаканчик с кипятком, но это сейчас неважно. Я могу посидеть в сквере, съесть горячую булочку, запивая этим ненастоящим чаем, и ощутить город и жизнь вокруг.
– Вчерашних булок три штуки осталось, заберешь? – Пожилая тетка-продавщица протягивает мне пакет с булочками. – Бесплатно, бери. Хозяин велит выбросить, а они совсем хорошие, зачерствели только чуток, так ты их в микроволновку – и будут как новые.
У меня нет микроволновки, но это неважно. Все равно еда начинает мне вонять, стоит мне проглотить три-четыре куска чего угодно. Только чай и булочки идут более-менее да растворимые супы, они и сами по себе имеют резкий запах.
– Спасибо.
Я не хочу думать, почему эта тетка отдала мне булочки. Наверное, вид у меня какой-то заморенный, но меня это не волнует. Я допиваю чай и бреду в сторону дома – своего нового дома, если его можно так назвать. Мне нужно пробраться туда так, чтобы не натолкнуться ни на кого из соседей. Это еще один мой новый ритуал и такая занимательная игра – проскользнуть в свою дверь так, чтоб никого не встретить, и пока мне это удается. Если раньше я старалась выходить только после наступления темноты, то потом я нашла вход на так называемую черную лестницу – когда-то по ней ходили прислуга, поставщики и прочие граждане, которых нежелательно было видеть на парадных ступеньках. Эта лестница совсем недалеко от моей квартиры, она забита досками – вернее, была забита наглухо, а теперь уже нет. И если мне надо выйти днем, я спускаюсь в полуподвал, а чтоб вернуться, мне нужно просто обойти дом и отодвинуть доски, и тогда я оказываюсь перед узкой лестницей, ведущей вниз, – там когда-то, наверное, была кухня, а теперь это просто большое пространство в подвале, но из него можно попасть в верхний коридор, и сразу моя дверь. Тут главное – открыть ее, а я пока не привыкла к нелепому замку.