Кочубей - стр. 28
– Хлопцам, под Привольный хутор.
Во двор верхом въехала Наталья. Услышав разговор, крикнула:
– А что, Горбач, воровсколесские девчата ай изменили?
– Тю-тю… вспомнила! В Воровсколесске уже вторые сутки Покровский, что ж, он пустит девчат в красные окопы!
– Вот бедные!
Наталья, по-мужицки спрыгнув с лошади, подошла к Насте, свежая и возбужденная.
– Настя, Роя не видала? – спросила она, глянув вопросительно своими синими глазами.
– Да вот он, – указала Настя.
На крыльцо вышел Рой. За ним из двери протиснулся начальник санитарной части бригады:
– Нельзя тяжелораненых держать при нашем лазарете. Сложную хирургию, операции, требующие ампутации, я не могу производить в таких условиях. Вы представляете, трепанацию черепа делать…
– Что вы рекомендуете, доктор? – перебил Рой, взявшись за луку седла.
– Тяжелых эвакуировать в Минводы.
Рой вскочил в седло.
– Минводы превращены в госпиталь всей армии. Там люди по двое суток ожидают простой перевязки. Комбриг не пойдет на это.
– Но у меня передовой перевязочный пункт. По положению я…
Рою начинал надоедать этот маленький человек, беспомощный и суетливый. Сдерживая нетерпеливого низкорослого «киргиза», прославленного как иноходца, снова перебил врача:
– Повторяю: стационарные госпитали глубокого тыла забиты ранеными. Противник развивает наступление. Комиссар взялся оборудовать лазарет бригады в Курсавке, на днях госпиталь будет готов. Пока расширьте пункт, привлеките медперсонал. Мобилизуйте фельдшеров станичных околотков – ведь это прямо-таки чародеи. В Нагутах, Султанском вами до сих пор не реквизированы частные аптеки. Будьте готовы, доктор, скоро с фронта начнут поступать раненые…
Только сейчас Рой заметил жену комбрига и Наталью. Он кивнул им. Наталья безразлично отвернулась и перекинулась пустяковой фразой с Горбачевым. Настя дернула ее за рукав.
– Наташка, ты же про его спрашивала, про Роя-то.
– Да ну его! – отмахнулась Наталья. – Раздумала.
– Что ты, Наташка, ломаешься перед ним, как сдобный сухарь перед чаем, – укоризненно сказала Настя, – что, он парень плохой? Одной рукой и узла не завяжешь. Поженились бы!
– Ну его, Настя! Давай про другое, – попросила Наталья.
– А как под горку ходить да за камыш – не ну его? – не унималась Настя. – Ребята уже заметили.
– Много шуму, да мало толку, Настенька.
За начальником штаба двинулись всадники. В запасных тороках и узлах они везли бутылочные бомбы и гранаты. Окончив погрузку, Горбачев сел на лошадь, оправил саблю, принял в седле достойную позу и во все горло заорал:
– Трогай!
Часовой с перевязанной головой бросил вдогонку:
– Жителей постеснялся бы. Орет, точно катрюк.
К часовому подошел развязной походкой фуражир, известный в бригаде под кличкой «Прокламация». Фуражир никогда не бывал на фронте, но все боевые и прочие новости знал первым и всячески их перевирал. Малейшие неудачи он раздувал в панические слухи, и тогда слова: «окружили», «продали нас», «измена» – не сходили с его уст. Его поэтому и не брали на позиции, определив навсегда в должности фуражира. Сегодня на фуражире был кожаный картуз, и, несмотря на жару, на голое тело был натянут тесный солдатский ватник.
В одиночестве он решил поделиться кое-чем с часовым, оставленным при штабе из-за легкого ранения в голову.
– В сухомятку, ребята, пожалуй, сто суток, – сказал фуражир, – кухни-то все пехоте передали. Последнюю кухню – и то Горбач на кобылу сменял. Да хоть бы кобыла, а то тьфу!