Княжья травница - 3. Заложница первой жизни - стр. 41
9. Глава 9. Мудрость и премудрость
Март 15 число
Ярик мирно уснул в своей корзинке. Она уже стала ему мала, нужно придумать что-то с кроваткой. Я немножечко полюбовалась спящим сыном и снова вернулась под бок к Ратмиру. Муж обнял меня, его рука скользнула по животу, по груди, нашла и сжала сосок — легонечко, двумя пальцами, но властно и нежно. Желание проснулось во мне мгновенно — жадное и жаркое. Обвив рукой шею Ратмира, другой провела по мускулистому животу, словно пересчитывая кубики пресса, и нырнула пальцами в райские кущи густых волосков, укрывающих пах. Член ожил под лаской ладони, ткнулся в неё головкой, я с упоением играла твёрдой флейтой, на ощупь узнавая змеящиеся венки, а губы Ратмира завладели моим ртом, нежа, лелея, покусывая…
Как в первый раз, как в последний раз, мы любили друг друга самозабвенно и страстно. Мы снова собрали паззл из наших тел, чтобы слиться в экстазе из горячих рук, из бесконечно гибких ног, из жадного лона и яростного члена. Мы пили дыхание друг друга, тёрлись телами, извиваясь как только можно, чтобы войти в ритм и наслаждаться той плотской негой внутри, которая осталась и после того, как оргазм низверг нас с облака на бренную землю.
— Я люблю тебя, моя рудая, моя сладкая… — шепнул Ратмир, пытаясь восстановить дыхание. Приластившись к мужу, я свернулась в клубочек у него под мышкой и протянула, довольная:
— Люби меня всегда, и я буду любить тебя.
Ярик закряхтел за занавеской, и я вздохнула. Спасибо, сыночек, что только сейчас решил проснуться! Надо встать, посмотреть… Но из корзинки снова послышалось тихое сопение, и я закрыла глаза. Или не надо вставать… Несколько минут во мне боролись усталость и чувство долга. Последнее всё же оказалось сильней, и я встала, постаравшись не потревожить почти уснувшего мужа. Заглянула за занавеску и вздрогнула от неожиданности.
У корзинки сидела, нахохлившись, кикимора и толкала её ногой, чтобы та легонечко качалась.
— Что ты тут делаешь? — подозрительно спросила я шёпотом. Кикимора подняла на меня блестящие в тусклом свете почти погасшего очага глаза и пожала плечами:
— Дитёнка твоего люлькаю.
— Спасибо, — усмехнулась я. Кикимора вела себя прилично всё это время, молоко не портила, волосы во сне не путала. Стало приятно, будто я сама вылепила эту няньку из глины и вдохнула в неё жизнь. — А у тебя имя есть?
Кикимора мотнула головой, отчего её блёклые волосы рассыпались по плечам.
— Тогда я буду звать тебя Зина.
— Зина красивое имя, — протянула кикимора.
— У нас была соседка тётя Зина, на тебя похожа. И она очень любила детей. Вечно таскала им во двор конфеты и печенье…
— У меня нет конфет, — пригорюнилась кикимора. — И печенья нет. Если только своровать…
— Воровать не надо, — фыркнула я. — Вот подруг своих привлеки, пусть тоже за детками смотрят, пусть огонь поддерживают.
— Да нет у меня подруг, — отмахнулась она. — Разве что леший вон в лесу живёт… Да дух какой-то в камнях. Только он с нами разговаривать не хочет, прогоняет.
— Дух?
— Ага. Там на юге живёт в своих камнях.
— Дух в камнях, — пробормотала я. В менгирах. Это может быть только Мудрый Кайа. Но ведь первая жизнь сказала, что изгнала его! Хотя ей соврать недолго, а я и поверила…
— Ладно, Зина, я спать пошла.
— Ходи, ходи, а я ещё покачаю маленького.