Княжна - стр. 2
– Княжна Вяземская! – заходит служанка, возможно, именно та, что меня предала. Ведь она сама из народа, зачем ей? – Вас ожидают в красной гостиной!
Красная гостиная – это не к добру, потому что там обычно бывают гости Смольного института. Неужто меня исключить задумали? Или же что-то другое готовится? Я совершенно не понимаю происходящего, а служанка смотрит с усмешкой – нравится ей моё замешательство, предательнице.
Я киваю, поднимаясь с кровати, привожу себя в порядок, бросаю взгляд в зеркало и покорно иду, куда позвали. Шаг мой спокоен, спина пряма, голова горделиво вздёрнута. Я княжна, и ничто не способно меня сломить или задеть, потому что это я. Передо мной расступаются те, кто титулом пониже да происхождением пожиже, ибо идёт княжна и все это видеть обязаны. Не зря же меня шесть лет дрессировали, как собачку в зоосаде?
Вот и красная гостиная, а там… Полицейский чин? Что это значит? Неужели меня даже не исключить задумали, а сразу на каторгу, как товарища Искру? Но разве можно без суда?
Я едва справляюсь с собой, чтобы не сделать малодушного шага назад. Идя вперёд, я знаю: ничто не способно поколебать мою веру в свою правоту. Я борюсь за правое дело!
***
– Можете забирать, – кивает этому полицейскому чину классная дама, на что тот улыбается.
– Пройдёмте, сударыня, – чуть поклонившись, показывает он мне на дверь.
– Куда? – коротко интересуюсь я, чувствуя, что мне становится холодно.
– В тюрьму, барышня, – любезно информирует меня этот чин, у которого я вижу только мундир – ни лица, ни фигуры, всё внимание застит надетая на нём одежда.
Я чувствую холод, пробирающийся в самую душу, а в следующее мгновение свет будто выключается, и затем чувствую я отвратительный смрад нюхательной соли. Открыв глаза, я осознаю себя лежащей всё в той же гостиной, при том полицейский чин спокойно ждёт. Возможно, он жандарм, а не полицейский, я в них не разбираюсь. В мундирах ничего совершенно не понимаю.
Он ждёт, и я понимаю: спасения нет. Меня сейчас увезут в тюрьму, где… Что делают с такими, как я, в тюрьме, я себе и не представляю, но унижаться не буду. Именно этого и ждёт классная дама – моего унижения. Я протягиваю руку, а полицейский услужливо подскакивает, помогая мне подняться. Несмотря на слабость во всех членах, я не доставлю удовольствия этой гадкой женщине, а потому выпрямляюсь и иду на выход.
Вместе с молчаливым чином мы спускаемся по лестнице, хотя мне хочется рыдать и бежать куда глаза глядят, но я не могу уронить своё достоинство. Я очень хорошо понимаю, что моя прежняя жизнь закончена, впереди не ждёт ничего хорошего, а смогу ли я выжить в тюрьме – сие мне неведомо. Но я иду вперёд, потому что иного выбора мне не оставили не стоившего моего доверия люди. Что же, когда меня казнят, кто-нибудь да вспомнит обо мне, хотя бы для того, чтобы плюнуть на могилу. А есть ли могилы у казнённых?
За воротами ожидает карета с решётками – это точно для меня. Действительно, меня усаживают внутрь, дверь захлопывается с могильным скрежетом, и карета отправляется в путь. Глазами, полными слёз, я провожаю ставшее родным здание Смольного института. Я почти в панике, ведь и сама не осознаю, что происходит и что со мной сейчас будет.
Карета движется, насколько я вижу, к самой большой тюрьме. Наверное, там держат «политических», таких, как я. Я теперь политическая заключённая. Скажут теперь, что злоумышляла на Царя, и всё, закончится моя жизнь. А сказать могут, потому как листовки призывают его свергать. А трон, как нам об этом говорит история, можно оставить только вместе с головой.