Княжна Дубровина - стр. 2
Однажды полковник Василий Федорович Завадский, командир того полка, в котором служил Сергей Богуславов, воротился домой сумрачный. К нему навстречу вышла еще молодая, очаровательная жена и радостно его приветствовала, но мрачное лицо и нахмуренные брови полковника озадачили ее.
– Что с тобой, друг мой? – спросила она тревожно.
– Нехорошие вести, – отвечал полковник.
– Какие? Из дому? От моих? Из Москвы? – воскликнула с испугом Наталья Дмитриевна Завадская.
– Уж и из Москвы, – поморщился полковник с досадой, – тотчас пугаешься! Успокойся, не из Москвы, а с соседней улицы. Случилось несчастье, которое, впрочем, лично нас не касается, а жаль, по-человечески жаль. Известие о Богуславовой.
– О Богуславовой? Что с ней случилось? Я вчера сама заходила к ней, ей было гораздо лучше, и она мне говорила, что уезжает дня через три во внутренние губернии, в К**, к своей сестре.
– Ну, она и уехала, только не в К**, а на тот свет, – сказал полковник резко и мрачно.
– Как? Скончалась?
– Да, нынче ночью, скоропостижно. Никто не ожидал этого так скоро. Едва успели послать за священником, который причастил ее…
– Я всегда полагала, что она благополучно доедет до К** и умрет в доме сестры, которую так любила.
Жена полковника всплеснула руками.
– Боже мой! – воскликнула она. – А дочь ее, девочка, Анюта! Одна на чужой стороне, без отца и матери, без родных… На кого она ее оставила!
– На Бога, – сказал полковник. – Бог не оставит сироту. Наталья Дмитриевна молчала.
– Надо же, однако, подумать, – промолвила она наконец, – куда ее пристроить.
– Кого? – спросил полковник рассеянно.
– Да Анюту! Что это, мой друг, ты точно не слышишь… О чем ты думаешь?
– О том, где ее поместить, эту самую Анюту, – сказал полковник. – Жена, возьми ее к себе, – заключил он решительно.
– И рада бы душой, да куда же? Квартира наша маленькая, у нас четверо детей мал мала меньше, и взять еще Анюту да ее няньку… Куда я их помещу?
– Как-нибудь устроимся. Возьми ее именно потому, что у нас четверо детей. Чем больше мы своих детей любим, тем больше должны делать для детей оставленных и несчастных. Я не могу бросить сироту и, имея кров, не приютить ее. Притом же она дочь нашего офицера, убитого на службе. Я считаю, что мы обязаны взять ее теперь к себе, а потом увидим.
– Увидим, – сказала Наталья Дмитриевна и отправилась в квартиру умершей. Она возвратилась оттуда вся в слезах.
– Не могу видеть девочку, – говорила она своему мужу. – Она ничего не понимает, играет в игрушки, смеется, а мать ее лежит в гробу. В квартире двери настежь, всякий, кто хочет, входит поглядеть на покойницу, прислуга слоняется по дому, в столовой около гроба толпится всякий народ, расспрашивает о подробностях няньку, а нянька тараторит на все стороны со всеми приходящими, рассказывает о смерти Богуславовой и указывает на сиротку, ее дочь. Мне было жутко смотреть на это.
– Обыкновенное дело, – сказал полковник, – всегда так бывает, когда умирают без близких.
– А нянька Анюты препротивная! Желая произвести впечатление на публику, она хватает Анюту за руки и восклицает: «Плачь! Да плачь же! Ты сирота!» А девочка ничего не понимает и улыбается. Даже сердце щемит глядеть на все это. Да, ты прав. Я возьму ее к себе, пока родные ее не выпишут. Потеснимся.