Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки - стр. 29
Я разворачиваю его, прыгаю взглядом по строчкам. Почерк у княжны красивый, буквы маленькие, круглые, со множеством завитушек. Я читаю, спотыкаясь на непривычных знаках. Как их там – ять, фита? Непривычно использование и некоторых вполне знакомых букв – «и» в латинском написании, с точечкой вверху, твердый знак в конце слов.
«Дорогая Натали!
Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии.
Перво-наперво, хотела бы извиниться за отказ папеньки обсуждать интересующую тебя тему – он давно уже болезненно воспринимает ее и даже в разговорах со мной крайне редко ее затрагивает.
Но ты должна знать, что во всём, что не касается этого, ты можешь рассчитывать на нашу приязнь и поддержку. И если когда-нибудь тебе потребуется помощь, то искренне верю, ты обратишься к нам без малейшего стеснения.
Как твои уроки французского? Я слышала, Татьяна Андреевна всё-таки наняла вам с Софи хорошего учителя».
Тут я невольно хихикаю. Да уж, тетушке пришлось раскошелиться. Но учитель, действительно, оказался толковым. Старенький француз, несколько лет назад променявший родной Париж на снега России, был мил, галантен и умел ценить настоящую литературу.
Хорошо, что я училась на инязе – выяснилось, что говорю по-французски я куда лучше Сони, и в отличие от кузины, читала в оригинале и Вольтера, и Руссо. В разговорах с месье Буазелем труднее всего оказалось не обмолвиться случайно о каком-нибудь еще не написанном произведении Дюма, Бальзака или Гюго, которые известными писателями еще не стали.
Софи на уроках нервничала, иногда плакала, а вечерами я слышала в ее комнате бормотание на французском языке – она учила слова и грамматику.
«Буду рада видеть тебя у нас в любое время. Прости, что сама не наношу вам визитов – ты же знаешь, что Татьяна Андреевна не очень ко мне расположена.
Надеюсь, тебя не затруднит написать мне в ответ хоть несколько строчек, чтобы я знала, что у тебя всё в порядке, и ты не сердишься на нас».
– Лакей, что письмо привез, сказал, Вера Александровна просила об ответе, – напоминает о себе Дашутка.
Она уже принесла и чернильницу, и перо, и бумагу, и пресс-папье.
Я киваю – да, да, пусть подождет ответ. И даже беру перо в руки.
«Дорогая Вера!»
Перо непривычно скрипит по бумаге, а с самого кончика скатывается темная капля, превращаясь на еще почти чистом листе в жирную кляксу. Но не это смущает меня.
Я не умею писать по правилам девятнадцатого века! И, получив мое письмо, княжна, конечно, поймет, что я хотела ей сказать, но, должно быть, многое покажется ей слишком странным. А я не уверена, что готова к откровенному разговору с ней.
Нужно больше читать и заново учиться писать. А пока…
– Нет, я передумала, – сообщаю я Дашутке. – Пусть лакей передаст Вере Александровне, что я сама приеду к ним завтра.
Дашутка кивает и хочет забрать канцелярские принадлежности. Но я оставляю их у себя – нужно практиковаться.
На следующий день для проформы предлагаю кузине ехать к Бельским вместе. Но та, как я и надеялась, отказывается. По настоянию тетушки я отправляюсь в гости в экипаже, встречать который на крыльцо выходит сама Настасья Константиновна.
– Добро пожаловать, Наташенька! Очень рада тебя видеть у нас! Мы поджидаем тебя уже с утра. Верочка сообщила, что ты приедешь. Ты, должно быть, удивлена, что она сама тебя не встречает. Она в людской – дочка кухарки тяжело захворала.