Князь Пустоты. Книга вторая. Воин-Пророк - стр. 76
Так он говорил себе.
А потом внутренний голос прошептал: «Возможно, князь Келлхус – мошенник…»
Этот мир так безумен – так извращен! – что одна-единственная мысль, одно-единственное движение души способно все перевернуть. Он понимал, что бросил кости – поставил на кон жизни тысяч людей! А может, и судьбу всего Священного воинства.
Одна-единственная мысль… Так хрупко равновесие между душой и миром.
Страх обуял его, угрожая отчаянием. Ночью Саубон тайком плакал у себя в шатре. Почему все так? Почему боги постоянно насмехаются над ним, срывают его замыслы, унижают его? Сперва само рождение – душа первенца в теле седьмого сына! Потом отец, который наказывал его совершенно ни за что, бил, потому что видел в сыне свой огонь, свое хитроумие! Потом войны с нансурцами, несколько лет назад… Считаные мили! Они подошли так близко, что он уже чуял дым Момемна! А в результате его сокрушил Икурей Конфас – его превзошел этот сопляк!
И вот теперь…
Почему? Почему боги его дурят? Разве он не ухаживал за их прекрасными статуями, разве не удовлетворял их отвратительную жажду крови?
А вчера Атьеаури и Ванхайл, которых Саубон отправил на разведку, заметили большие отряды фаним.
– Многоцветные, в тонких, развевающихся одеждах, – рассказывал Ванхайл, граф Куригладский, на вечернем совете.
Несмотря на то что они были близки по возрасту и даже внешне похожи, Ванхайл всегда казался Саубону одним из тех людей, которые волей случая рождаются далеко от их естественного состояния: трактирный шут в нарядах кастового дворянина.
– Даже хуже айнонов… Отряд каких-то гребаных плясунов!
Ему ответил взрыв смеха.
– Но быстрые, – добавил Атьеаури, не отрывая глаз от огня. – Очень быстрые.
Когда он перевел взгляд на окружающих, лицо его было сурово, и глаза под длинными ресницами глядели строго.
– Когда мы погнались за ними, они с легкостью ушли от погони…
Он сделал паузу, чтобы значение его слов дошло до присутствующих на совете графов и танов.
– А лучники! Я в жизни не видел ничего подобного! Они умудряются пускать стрелы на полном скаку – стрелять в преследователей.
На предводителей войска это сообщение впечатления не произвело: айнритийские кастовые дворяне, что норсирайцы, что кетьянцы, считали стрельбу из лука вульгарным и недостойным мужчины занятием. Что же касалось самих стрелков, общее мнение гласило, что они особого значения не имеют.
– Конечно, они тайком следили за нами! – заявил Ванхайл. – Удивительно только, что мы до сих пор не замечали их шутов-застрельщиков.
Даже Готиан согласился с ним, хотя в основном приличия ради.
– Если бы Скаур хотел бороться за Гедею, – сказал он, – он бы защищал перевалы, так?
И только Атьеаури остался при своем мнении. Немного позже он оттащил Саубона в сторону и прошипел:
– Дядя, здесь что-то не так!
Что-то действительно было не так, хотя тогда Саубон ничего не сказал. Он давно уже научился воздерживаться от резких суждений в обществе своих военачальников – особенно в тех ситуациях, когда его главенство легко было оспорить. Хоть он и мог рассчитывать на многих, в основном на родичей или ветеранов его предыдущих кампаний, на самом деле он был лишь номинальным главой галеотского войска, и это прекрасно понимали многочисленные дворяне, постоянно отправляющиеся в холмы поохотиться. Разница между графом и безземельным принцем была сугубо протокольной; складывалось впечатление, будто всем приказам Саубона нужно преодолевать море гордыни и прихотей.