Князь Меттерних: человек и политик - стр. 39

. Здесь уже просвечивают контуры той стратегии, которой Меттерних будет придерживаться вплоть до 1815 г.

Прежде чем вести переговоры о возможном союзе с Францией, нужно было, наконец, подвести черту под войной, подписать конвенцию, где были бы урегулированы вопросы, оставшиеся открытыми по Пресбургскому миру. Во время первой официальной встречи с Меттернихом после Тильзита и последней в качестве министра иностранных дел Талейран 7 августа 1807 г. небрежно сказал о «маленькой конвенции», которую надо подписать, чтобы развязать руки. 9 августа Талейрана заменил бесцветный, но всецело преданный Наполеону Шампаньи. На фоне Талейрана он выглядел в глазах Меттерниха «жалким министром». Но хватка у него была весьма жесткая. Нессельроде приводит такое высказывание Талейрана: «Единственное различие между Шампаньи и мною в том, что если император прикажет ему отрезать кому-нибудь голову, он сделает это в течение часа, а я протяну месяц, прежде чем выполню приказ»[112]. Меттерних начал переговоры, еще не имея инструкций. Он изготовился к схватке, прикинул, по каким вопросам можно завязать борьбу, на какие территориальные уступки можно пойти. Но проект документа, который Клеменс получил из Фонтенбло, где расположился Наполеон, своей жесткостью превосходил самые мрачные предположения посла.

Меттерних не мог взять на себя ответственность за принятие этого документа и прервал переговоры, чтобы выиграть какое-то время и получить необходимые инструкции и полномочия. Практически ничего не дали арьергардные бои, которые он завязывал по отдельным пунктам конвенции. Добился он лишь того, что французская сторона согласилась вычеркнуть слово «все» в предложении «Все трудности, возникшие из Пресбургского договора, устранены» из преамбулы документа[113]. Предварительным условием ратификации конвенции Наполеон выдвинул признание его братьев королями Голландии, Неаполя и Вестфалии. Переговоры стоили Меттерниху многих сил, нервов, здоровья. Он жаловался Штадиону на крайнюю усталость. По возвращении из Фонтенбло он даже не мог писать в течение 20 часов, так как глаза утратили способность ясно видеть. Тот факт, что он столько времени не мог взяться за любимое дело, пожалуй, самое убедительное свидетельство его угнетенного состояния. Естественно, он пытался оправдаться за уступки тем, что «отсрочка могла бы только создать шансы для новых жертв без какой-либо надежды на лучшее»[114]. «Линия, проведенная на карте собственноручно императором, – признает Меттерних, – была барьером, о который разбивались все мои усилия»[115]. Затягивать подписание конвенции Меттерних не стал и ради возвращения Браунау, оккупированного французами. Эту крепость охотно заняла бы союзница Франции Бавария. И все же Клеменс верен себе: «Я вышел из дела гораздо лучше, чем сам рискнул бы надеяться»[116]. Хотя Штадион слегка посетовал, что посол часто действовал без формальных полномочий, но одобрил достигнутые им результаты. 10 ноября 1807 г. Франция и Австрия обменялись ратификационными документами. Шампаньи передал Меттерниху комплименты Наполеона за его заслуги в достижении «совершеннейшей гармонии» между Австрией и Францией, а кроме того, и табакерку в 30 тыс. франков. Штадиону пришлось после этого позаботиться насчет подарка для Шампаньи.