Князь Китежа - стр. 6
– А… - я пожал плечами. – Вроде того.
– Это хорошо. А то от ентих школяров одни беды.
Дед болтал без передыху, а я лишь поддакивал и кивал – урожайность пшеницы и надои коров меня мало беспокоили, а больше ничего толкового попутчик не знал. И чем ближе мы подъезжали, тем громче и величественнее становился город.
Стены у него такие, что пришлось до хруста запрокинуть голову, чтобы увидеть утыканные пушками бойницы, а в стрельчатые ворота, казалось, без труда заплывет пароход. Но корабли если и были, то исключительно воздушные, но не дирижабли, а вполне обычные парусники – только летающие.
Рядом с нами пролегала железка, по которой с черепашьей скоростью полз пассажирский состав. И тащил его не паровоз, а русская каменная печь на колесах, развернутая зевом к вагонам. Кочегар жевал потухшую цигарку и время от времени подбрасывал в огонь березовые поленца, которых вполне хватало, чтобы создавать весьма некислое усилие.
Однако кое-кому из пассажиров его оказалось мало. Тучный господин выглянул из окна тамбура и попросил ускориться, на что мужик лишь развел руками:
– Прошу простить, ваше благородие. Идем на полном ходу.
Боярин чертыхнулся и развернул перед дверью пестрый ковер. Вопреки всем законам физики, тот не упал, а завис параллельно движению. Торопливый дворянин сел на него, взялся за некое подобие вожжей по краям и влетел прямиком в ворота. Где едва не столкнулся с пожилой леди в черном платье, что летела по своим делам в ступе и управляла оной с помощью помела.
Это сказка? Это сон?
Телега остановилась у полосатого шлагбаума. К нам подошел городовой в темно-синем кителе и фуражке с золотой звездой вместо кокарды. Но как подсказала память, коммунизмом тут и не пахло, а золотая звезда считалась символом магии и тайных знаний. Что немудрено, ведь это пентаграмма.
На поясе у стражника висели сабля и кобура с револьвером, а в руках он держал планшет и грифель.
– Куда путь держим? – строго произнес молодой усач.
– Да на рынок, куда же еще, ваше благородие.
– Что везем?
– Молоко да масло. Все свежее, токмо сбитое.
– Пошлина – пятак.
– Пятак? – возмутился возница. – На прошлой неделе же полушка была!
– А на позапрошлой – четвертушка! Так если хочешь меньше платить – в позапрошлую неделю и езжай. А нынче – пять копеек. Инфлянция.
Старик ругнулся под нос, но все равно полез в мошну. Городовой тут же переключил внимание на меня:
– А вы чьих будете, господин хороший? И почто в таком виде в Китеж собрались?
Я спрыгнул с козел и тихо произнес:
– Меня зовут Савелий Раков. Мой дом сожгли, сестру и мать убили. Мне нужна помощь.
– Раков? – мужчина нахмурился. – Из Дружины, что ли?
Я понятия не имел, о какой дружине шла речь, а на раскопки в памяти не было времени. Поэтому на всякий случай уточнил:
– Мой отец – Сергей Александрович, граф.
– Пройдемте.
Усач отвел меня в сторожку – крохотное помещение с кордегардией, к которому, собственно, и крепился шлагбаум. Усадив меня на единственный стул, городовой достал из нагрудного кармана небольшое прямоугольное зеркальце в черной оправе и поднес ко рту.
– Урядник Николай Остров вызывает есаула Арсения Астафьева. Сообщение крайней важности.
Через несколько секунд в зеркальце отразилось пожилое лицо с подкрученными седыми усами.
– Что стряслось? Афонька отказался пятак платить?