Княгиня Менжинская - стр. 29
– Спорить не собираюсь, – ответил пан Толочко. – Тем более что в данном случае меня волнует даже не нравственная сторона, а законность. Рим не даст на этот брак согласия.
Этот неожиданный поворот расстроил просителя. Федор удивленно уставился на пана Юзефа. Ради любви он готов был принять самое рискованное предложение, готов был пожертвовать своей жизнью. Но подобная ситуация вдруг увиделась ему неразрешимой. Бедняга должен был признать, что старик положил-таки его на лопатки.
– Как же так? Что же делать? – с отчаянием воскликнул он. – Подскажите, пан Юзеф. Не может быть, чтобы не нашлось какого-нибудь выхода! Неужели Господь устроил мне западню? Ведь я люблю вашу дочь! Подскажите, пан Юзеф!
Почувствовав, что наконец прижал упрямца, пан Толочко возликовал. «И на старуху бывает проруха», – подумал он и усмехнулся, затем поднялся и с видом победителя стал расхаживать по кабинету. Ему уже хотелось чем-нибудь обнадежить несчастного. Он не думал, что у Федора есть хоть какой-нибудь шанс, тем не менее по доброте души готов был утешить его.
– Есть одно средство, – вздохнув, словно сочувствуя гостю, сказал он. – Как говорится, ultima ratio [прим. Последнее средство (лат.)]. Но не знаю, сумеешь ли ты воспользоваться им.
– Какое? – с надеждой спросил молодой Коллупайло.
Желая добавить весомости своим словам, пан Юзеф с минуту молчал, потом уверенно сказал:
– Отказаться от схизмы и принять католичество. Посоветуйся со своим духовником, поговори с родителем, расспроси ксендзов, – старик был явно доволен тем, что задал гостю неразрешимую задачу. Теперь он был уверен, что Федор отступится от его дочери. – Надеюсь, тебе понятно, что, пока ты не перейдешь в нашу веру, затевать разговор о сватовстве бесполезно. Больше того: думаю, отец мой, что тебе лучше вовсе не бывать у нас. Ты понимаешь, о чем я? Ты умный человек, пан Федор, я признаю это, а потому очень надеюсь, что ты оставишь мою дочь в покое. Пойми, панна Юлия не про тебя! Большая стена между вами! Ты должен отыскать невесту из своего круга. Каждому – свое. Надо быть реалистом, пан Федор. Есть препятствия, одолеть которые не дано.
Гость заметно расстроился. «Ultima ratio», – повторил он про себя, как заклинание, и вздрогнул, будто услышал голос палача, вежливо предложившего ему положить голову на плаху. Пан Юзеф продолжал что-то обстоятельно говорить, но Федор уже не слушал. Он чувствовал себя утомленным и разбитым.
Возвращаясь в тот день домой, пан Федор продолжал думать о разговоре с хозяином Вердомичей. Предложение поменять веру виделось ему немыслимым, ужасным, таким, как если бы ему предложили задушить своего отца. Когда молодой Коллупайло выехал из леса и увидел в долине, на возвышении, свой дом, ему сделалось до того больно, что он зарыдал. Неожиданно откуда-то сверху, кажется, со стороны леса, словно утверждая в нем еще не родившуюся уверенность, кто-то внятным и твердым голосом проговорил:
– Ultima ratio!
Федор вздрогнул, растерянно оглянулся. Однако никого не увидел… Бедняга постоял минуту и, когда чуть успокоился, вдруг ощутил на душе странную легкость. Мысль, которая толькотолько потревожила его, сразу стала убеждением и блаженной целью. Он уже знал, как поступит. Согласие и ясность опять руководили им. Возрадовавшись, он пришпорил лошадь и галопом поскакал в сторону своего дома.