Книга седьмая. Любительство - стр. 36
Подобные склонности во мне проявлялись в разное время, вероятно в непростые периоды наибольшей уязвимости, когда жизнь предъявляла повышенные требования к стрессоустойчивости. Какого-то хрена жизнь взялась за меня всерьез с самого рождения, дрючила через комплексы (зубы и бедность), зависть (к состоятельным еще и с дебильной ослепительной улыбкой), гордыню (типа да пошли вы подальше, раз вы лучше меня) и ревность (от неполноценности за все сразу).
Эти условные препятствия имеют отношение (в основном) к отношениям с женщинами, которые, со всей очевидностью, были назначены мне в качестве существенной (а то и основной) темы жизни. Еще у меня есть тема автомобилей, которая сюда тоже относится в силу комплексов финансовой состоятельности, а значит и вообще личностной состоятельности. Ну, то есть, если фундаментальной задачей человека является обретение зрелости в целях проживания индивидуального Пути, то промежуточными средствами достижения должны быть вполне конкретные инструменты.
Думаю, разных людей жизнь «кроет» через разные темы, базовыми же для меня являются темы женщин и машин, как эти самые инструменты достижения Всевышнего Всевластия. Может и самой тяге к влюбленности предшествует нечто вроде глубинного страха одиночества, и чем более страстными становятся отношения, тем более гнетущее одиночество участников им предшествовало, и, вероятнее всего, свалится после. Хотя бы Фромм со мной бы тут согласился, который (по несчастию) додумался уже умереть, как Димас, или, скажем, Лермонтов.
Весь этот вопрос чудовищно многомерен и до безобразия абстрактен, во всяком случае в моей голове. И вы можете мне поверить, насколько убедительное недоумение выражают нежно распахнутые глаза Ди, когда я вдруг начинаю обо всем таком размышлять вслух. Волны самодостаточности и неустойчивости внутри пронзительно (и невозмутимо) сменяют друг друга, словно выгадывая момент для нанесения укола врасплох. С течением времени, и килограмма излитых соплей, каждый раз ты по итогу приходишь к заключению, что все делается к лучшему, к какому-то там, блять, лучшему.
Ты клянешься себе и судьбе (вероятно, всевышнего происхождения), что больше никогда не позволишь так с собой, а потом раз, и неожиданно еще полжизни болтаешься в том же болоте ущербности, всякий раз повторяя знакомую мантру – «больше никогда». И теперь в 38 лет, спустя 21 год после Ирины, я такой как бы отвлеченно мудрый аналитик уже после всего этого «юлинга» и «настинга» снова, и по-прежнему рассуждаю изнутри той же самой дилеммы в отношениях с женщиной.
К тому же, это сейчас былые межличностные дрязги воспринимают свежо, и так, знаете, мимолетно приподнято как бы, но в процессе предшествующих многолетних слезливых испражнений происходящее всякий раз напоминало писк полуживых чаек, перемазанных черноморским мазутом.
Время шло, и наши с Ирой роли Жертвы с Преследователем сменились диаметрально, чисто по канонам транзактной модели вышеупомянутого Треугольника. Не так-то и много времени прошло, может месяц-полтора, плюс интуитивно примененная техника «игнор», как Ирина в запущенном припадке буквально приползла на подкашивающихся ножках, изможденная раскаянием и раздавленная отчаянием. Помню, как встретил ее вблизи родительского дома с лицом, распухшим от надрывной истерики. Точно не припомню своих состояний, но аргентинский драматизм из меня точно выветрился, так что пришел черед испытать тяготы милосердия к поверженной и еще вчера любимой девушке.