Книга Пыли. Прекрасная дикарка - стр. 12
Серый развернулся и сделал несколько поспешных шагов, но снова остановился, потому что на мосту позади него возник третий человек, ниже первого, но тоже в черном. Его деймон – крупная птица непонятной породы – сидел у него на плече. Оба черных человека выглядели очень уверенно, словно времени у них было предостаточно. Они что-то сказали серому и схватили его за руки – каждый со своей стороны. Несколько секунд тот бился в захвате, но потом как-то обмяк, так что им пришлось встряхнуть его, чтобы поставить на ноги. Черные поволокли серого через мост на небольшую пьяццу под колокольней и с глаз долой. Его кошка-деймон бежала следом, несчастная и напуганная.
– Спрячь! – прошептала Аста. – В самый глубокий карман!
Малкольм сунул желудь во внутренний нагрудный карман куртки и медленно сел. Он весь дрожал.
– Они его арестовали.
– Это не полицейские, – возразила Аста.
– Нет. Но и не грабители. Они вели себя слишком спокойно – как будто могут делать что хотят.
– Давай просто пойдем домой, – сказала Аста. – Вдруг они нас видели.
– Да они даже не дали себе труда по сторонам посмотреть, – сказал Малкольм, но с деймоном все равно согласился: им и правда лучше убраться отсюда подобру-поздорову.
Он быстро погреб обратно к Герцогскому каналу, тихонько обсуждая происшествие с Астой.
– Бьюсь об заклад, он шпион.
– Может быть. А те двое тогда…
– ДСК.
– Тс-с-с!
ДСК – это был Дисциплинарный Суд Консистории, церковное подразделение, занимавшееся еретиками и неверующими. Малкольм не слишком много о них знал, но тот липкий ужас, который внушал Дисциплинарный Суд, узнавать умел. Посетители в «Форели» как-то судачили о том, что случилось с одним их знакомым газетчиком: тот задавал слишком много вопросов о ДСК в своих статьях, а потом вдруг взял да исчез. Редактора газеты арестовали и посадили за подстрекательство к мятежу, а сам автор статей словно сквозь землю провалился. Никто больше никогда его не видел.
– Об этом нельзя ничего говорить, даже сестрам, – предупредила Аста.
– Сестрам – особенно, – кивнул Малкольм.
Понять это было нелегко, но Дисциплинарный Суд Консистории, как ни странно, находился на той же стороне, что и кроткие сестры монастыря Годстоу: все это были части Церкви. Малкольм единственный раз в жизни видел, чтобы сестра Бенедикта расстроилась, – и случилось это как раз тогда, когда он надумал ее об этом спросить.
– Есть тайны, в которые нам соваться не следует, Малкольм, – сказала она. – Они для нас слишком глубоки. Святая Церковь знает волю Господню и знает, что надлежит делать. Нам же остается любить друг друга и не задавать слишком много вопросов.
Первое для Малкольма было не слишком трудно – ему вообще почти все на свете нравилось. А вот со вторым вышло потруднее. Впрочем, про ДСК он больше не спрашивал.
Когда они добрались до дома, уже почти стемнело. Малкольм выволок «Прекрасную дикарку» из воды и затащил под навес сбоку от трактира, а сам поспешил внутрь и поскорее поднялся в свою комнату. Руки у него ныли.
Плащ он кинул на пол, ботинки запинал под кровать, потом зажег ночник. Аста тем временем пыталась выковырять желудь из глубокого кармана. Малкольм взял находку в руки и стал поворачивать так и сяк, пристально разглядывая.
– Ты только погляди, как искусно он вырезан! – воскликнул он, дивясь.