Клятва Эсклармонды - стр. 6
Он скрывал это от братьев, но нельзя было скрыть, что достигнув возраста Христа он перестал стареть. Примерно в то же время он начал замечать мелких бесов вокруг. Это было хуже всего – знать, что ты окружен нечистью и не иметь возможности ее уничтожить. Человека, способного на такое, точно обвинили бы в колдовстве. Орден пришлось покинуть, подстроив ложное известие о своей гибели и уехать подальше.
Сейчас ему было без малого сто лет, он умел ходить по воде, видеть сквозь стены и сам себя считал колдуном. То, что он мог войти в церковь и подойти к причастию, сбивало с толку, но в конце концов кто знает, как оно должно быть? Осторожные расспросы ни к чему не привели. Кто-то говорил, что колдуны могут ходить в церковь, а кто-то утверждал обратное, но все они врали, что знают это наверняка. Вранье он тоже мог отличить от правды почти так же легко, как пересчитать свои пальцы. Наконец он принял очень трудное решение, дал обет и теперь ехал в Рим, чтобы его исполнить веря, что его ведет Бог.
Как можно было знать, что от него требуется? Возможно, как раз помочь этим самым крестьянам? Сказано: "Ворожеи не оставляй в живых" – а он очень хорошо знал, что такое настоящая ведьма и на что она способна.
– Deus operatur in arcanum modis… – пробормотал он.
– Что?
– Неисповедимы пути Господни – так написано в Библии. Хорошо. Я помогу вам. Посмотрим, что у вас тут творится. Но если я ничего не замечу, то продолжу выполнять свой обет и ты не будешь меня удерживать, или уговаривать остаться. Денег я с тебя не возьму. Что скажут, если узнают, что я пошел на службу к крестьянам? Но милостыня паломнику – дело хорошее и я рассчитываю на таких птичек – он показал обглоданной костью на лежащую перед ним курицу – почаще. Мой паж тоже. Ну а взамен я постараюсь защитить вас от того, с чем справятся моя рука и мой меч. Согласен?
Старик с облегчением кивнул.
Глава третья
Телеги, которые тянули волы, медленно тянулись сзади и даже шагом лошади обгоняли их. Наемнику приходилось сдерживать жеребца, чтобы не слишком оторваться от обоза. Зато хватало времени хорошенько осмотреться по сторонам в поисках разбойничьей лежки.
Устроить засаду, не оставив следов, не так уж просто. Вот лесок впереди. Вроде бы хорошее место, но вокруг – заросший высокой травой луг. Пойдешь к лесу с дороги – примнешь траву и стряхнешь с нее росу. Опытному глазу такие вещи видны сразу. Следы, внезапно свернувшие с дороги в сторону, поднимающийся из леса дымок (разбойники тоже люди и мерзнут, как и все остальные), вьющиеся над кустами испуганные птицы… Но все было спокойно. Светило солнышко, телеги скрипели сзади и Зигфрид жестом подозвал пажа.
– Самое время для тебя рассказать мне свою историю.
– А? Какую историю?
– Не притворяйся. Я могу обмануться детским голосом, потому что мало имел дел с детьми и ребенку проще обмануть меня, чем взрослому, но уж женскую-то ножку я от мужской точно отличу. Что скажешь, Жан? Или, может быть, Жанна?
– Ты понял…
– Кроме того, тебе явно не приходилось часто ходить босиком. Не очень вяжется с твоей сказкой о мальчишке из пограничного селения, сожженного разбойниками. Крестьяне обувь надевают по большим праздникам.
– Много можно понять о человеке, посмотрев на его ноги, да?
– Я жду твой рассказ.