Клинок трех царств - стр. 51
– Из Константинополя Константин с братом своим Мефодием морским путем прибыли в Херсон, оттуда, обогнув Тавриду, вышли в море Меотийское, оттуда по рекам в море Хазарское, и оттуда уж туда, где жительство свое каган иметь изволил.
– Кажется, такой путь нам предлагали… – Рихер задумался, – через море…
– Чтобы этим путем пойти, придется ждать следующего лета, – заметил отец Ставракий. – Нынешнего лета обоз менее месяца как ушел, другого не будет.
Отец Гримальд продолжал расспрашивать о поездке Константина Философа, и грек рассказал о ней подробно: как Константин, человек большой учености, заранее изучил язык хазар и священные «книги самарянские», дабы подготовиться к спорам о вере. Заметил при этом, как переглянулись отец Гримальд и Рихер: видно, им знакомиться с книгами иудеев в голову не приходило. А путь Константина Философа Богом был благословлен: еще по пути в Хазарию удалось ему отыскать на некоем острове сокрытые мощи святого Климента и с честью доставить их в Херсон. Рассказал о делах Константина в самой Хазарии, о его проповедях и встречах с каганом.
– И сказали хазары: «Мы не враги себе, но понемногу, кто сможет, будет креститься». И крестил Константин Философ до двухсот человек.
– А сам каган? – спросил отец Гримальд.
– Каган обещал подумать о крещении…
– Но обманул! – не без удовольствия закончил Рихер. – Прошло сто лет, как ты говоришь, но он все еще пребывает в неразумии своей иудейской веры.
– «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет; и знамение не дается ему, кроме знамения Ионы пророка, – пробормотал отец Гримальд. – И, оставив их, отошел»[44].
– Однако в Хазарии имеется свой судья для христиан, который судит по закону Евангелия, – продолжал отец Ставракий, учтиво кивнув. – Мне неизвестно, сколько христиан там сейчас, но явно, что семя слова Божьего, посеянное Константином, не пало на камень. Буду рад, если и ваши труды не пропадут даром.
– А каковы твои успехи, честный отче? – ревниво спросил Гримальд. – Многих ли ты крестил здесь за то время… Давно ты здесь?
– Третье лето. Княгиня помогает мне, как может: построена церковь Святой Софии, есть в ней и священные библосы, и сосуды, совершаются богослужения. Не так быстро идет просвещение русов, как хотелось бы, но сотню человек удалось привести к стаду Христову.
– Есть ли здесь другие священники, кроме тебя?
– Увы, нет. Другой священник, болгарин родом, Григорий, минувшей зимой переселился в небесные селения, где давно для него был приготовлен чертог, и теперь я здесь один, с диаконом Агапием.
В это время вернулся Хельмо; вежливо поклонившись отцу Ставракию, бросил Рихеру взгляд, дававший понять, что съездил не напрасно.
– Надеюсь, христиане в Киеве поддерживают твои труды, – сказал он, усевшись и уяснив, о чем идет речь. – Кого ты назвал бы самым верным другом Христовой веры среди здешних жителей? Нам ведомо, что жена князя, Горяна, отличалась преданностью вере, и сейчас она в обители канонисс в Кведлинбурге. Для нее и ее души это, несомненно, хорошо и большое благо, но здешние жители, увы, лишились доброго примера…
– Княгиня Горяна с детства видела добрый пример своего отца. Ее дед, князь Предслав, был христианином и погиб в столкновении со злобой диавола, когда защищал от толпы святого человека… – Отец Ставракий перекрестился, но в больших голубых глазах его мелькнула мысль: в этом варварском краю и он не так уж защищен от подобной участи. – У ее отца и деда в Киеве есть еще родня, и все это, по большей части, благочестивые люди…