Клейкая лента для двоих - стр. 6
Кривоногие футболисты просрали игру, и я снова на четвереньках захлёбываюсь от злых вторжений, цепляясь руками за ковёр. К нашим играм добавляются шлепки, оставляющие горящие следы на ягодицах, и я, на удивление, тащусь от этой грубости, бурно кончая от третьего хлопка. Дане тоже это нравится, так как каждый удар он сопровождает отборным матом и заводится ещё сильнее, заливая мне полспины. Дальше, как обычно, полотенце, звонкий поцелуй и небольшой променад до дивана на трясущихся ногах. Иногда мне очень не хватает телячьих нежностей после близости, но я пока об этом молчу. Зачем навязывать розовые сопли любимому мужчине.
- Мань. Я на тебе, наверное, женюсь, - Данил уплетает ужин и пытается разглядеть, осталась ли добавка. - Тебя и трахать охрененно, и готовишь вкусно.
Мне остаётся только улыбаться и не принимать близко к сердцу такую формулировку комплиментов. Он всегда так выражается, грубо и грязно. Сказывается бывшая работа в полиции и общение с аморальными элементами. А ещё стараюсь не реагировать с радугой в глазах на его слова про женитьбу. Это он так… Просто, к слову.
Вечерний звонок родителям, пока Дан моется и не слышит моего вранья. Папа выпытывает, чем занималась его дочь весь день, а мама беспокоится о моём недоедании и питании всухомятку. Для папы пересказываю свой день, заменяя Дана на Тошку и, конечно же, умалчивая об активной сексуальной жизни, а маме обещаю прислать фото своего ужина, который далёк от сухомятки. Пожелав спокойной ночи, прощаюсь с ними и улыбаюсь входящему в комнату Дане, с полотенцем на бёдрах и моими любимыми дорожками стекающей воды. Так и хочется пройтись по ним языком, собирая каждую капельку. Отбрасываю телефон и бегу принимать душ, потому что по его горящим глазам знаю, чем мы сейчас будем заниматься и, несмотря на дневной перебор, всё равно теку и хочу свою зависимость снова и снова.
3. Глава 3
Дан
То, что попал, понимаю сразу, зависая на бабочке, пытающейся взлететь с копчика. И чего ей неймётся? Такой красивый копчик, переходящий в упругую задницу. Поднимая за шкирку, оцениваю не только копчик. Маленькая, хрупкая по сравнению со мной малышка. Вся такая светлая, нежная, невинная, и, если бы не грудь между вторым и третьим, обтянутая белой майкой, и округлая задница, нереально смотрящаяся в комплекте с тонкой талией, подумал бы, что этой пигалице лет шестнадцать. Отпустил бы, несмотря на желание пройтись языком по крылышкам, поставить раком и трахать, глядя, как бабочка старается улететь, только, мудак, в глаза глянул, чистые, безоблачные, как июльское небо, и понял, не отпущу, сейчас данные по ней получу, и не отпущу.
- Карп, сука. По-хорошему прошу, - нависаю над ним, перегнувшись через его убогий стол, заляпанный жиром и кружками от чая. – Мне только одним глазком в заявление заглянуть.
- Не положено, - хорохорится Карпов, а сам косится на стопку бумаг, составляющую один общий бардак на его рабочем месте.
Выхватываю верхний листок, шлёпая одновременно по руке Карпа, тянущего прикрыть своё богатство, и быстро сканирую информацию. Крапивина Мария Владимировна, проживающая в северной столице, двадцать один год, а не скажешь. Копирую в голове адрес прописки, благо, фотографическая память, параллельно знакомлюсь с причиной её появления в этом гадюшнике.