Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника - стр. 53

Родившийся в 1593 году в графстве Йоркшир в семье, принадлежавшей к высшему слою джентри, Уэнтворт рано и успешно начал политическую карьеру. В восемнадцатилетнем возрасте он был посвящен в рыцари, совершил Гранд Тур, а в 1614 году унаследовал титул баронета и впервые вошел в состав палаты общин. В дальнейшем его политическая карьера проходила малозаметно до того, как в 1627 году за отказ от принудительных займов он был лишен должности мирового судьи и подвергнут шестинедельному заключению. В условиях роста разногласий между палатой общин и королем Карлом I он приобрел политическую известность, сыграв в 1628 году главную роль в принятии «Петиции о праве» – важного политического документа того времени. В том же году он перешел на сторону короля и был назначен президентом совета по делам Севера. На следующий год он был введен в состав Тайного королевского совета, а в 1632 году поднялся еще выше, став Лордом-наместником Ирландии. Там ему удалось добиться порядка, укрепить администрацию, но и вызвать недовольство у значительной части политической элиты. У Уэнтворта был нелегкий характер. Он бывал резок: ни лорд Холланд, ни Вейн не простили ему сказанных в запале слов: королю следовало бы отрубить им головы.

Для противников Страффорд был олицетворением личной власти и попрания конституционных свобод. Следует, однако, заметить: стремление наказать ненавистного министра проявляла не только партия радикальных реформаторов во главе с Пимом, но и политическая группировка «конституционных монархистов», вскоре после процесса присоединившихся к роялистам. К ней относился Хайд, а его друг и патрон лорд Фолкленд произнес в парламенте речь, добавившую врагам Страффорда уверенности. Следует учесть, что в свете дальнейших событий Хайд едва ли не маскировал, по меньшей мере, смягчал роль, которую сыграла в осуждении Уэнтворта его собственная фракция. По-видимому, Хайд голосовал за билль, провозглашавший Страффорда виновным в государственной измене, однако в этом не признался. О Страффорде Кларендон писал: «Без сомнения, он был человеком в высшей мере наблюдательным, проницательным в суждениях о людях и вещах; его несчастье состояло в том, что он привлек лишь очень немногих мудрых людей, и не было ни одного (за исключением лорда Ковентри, доверие к которому было ограниченным), чьи возможности и способности были равны ему. Поэтому во всех делах он полагался только на себя, различая многие недостатки в большинстве людей, слишком пренебрегал тем, что они говорили или делали. Его доминирующей страстью была гордость, что можно было исправить, если бы ему меньше везло. Но рука Провидения и две презренные сущности, народ и сэр Генри Вейн, умертвив, самым странным образом наказали его. Короче, ему вполне подходит эпитафия, которую, по сообщению Плутарха, Сцилла написал самому себе: «Никто не превосходил его в том, чтобы делать добро своим друзьям и наносить вред врагам». И то, и другое было хорошо известно, и получило недобрую славу» [7, III, 342].

Очевидная несправедливость обвинений и казнь, во время которой Уэнтворт проявил качества античного стоика, сделали его в глазах роялистов первым мучеником, пострадавшим от «парламентского абсолютизма», за которым в дальнейшем последовали другие, в том числе архиепископ Кентерберийский Лод и сам монарх. Гражданская война неизбежно привела к поляризации образов Страффорда. Его образ мученика и борца за роялистское дело приобрел особый блеск в годы Реставрации Стюартов, когда Кавалерский парламент отменил приговор и постановил изъять протоколы процесса. В XVIII веке при участии потомков графа вышло первое двухтомное издание его бумаг, которым пользовался великий историк Дэвид Юм, оправдывавший Карла I и считавший Страффорда одной из замечательных личностей, рожденных в Англии [149]. В XIX веке критический вигский взгляд на Уэнтворта преобладал; он нашел выражение, в частности, у Томаса Маколея. Тем не менее, вигские историки Английской революции, Гардинер и Фирт, давали взвешенные оценки. Они, в частности, отвергали идею об «отступничестве», предательстве Уэнтворта. Фирт писал: «По справедливости нельзя сказать, что Уэнтворт отошел от народа и перешел на сторону короля. Нет ничего, более ложного, чем перенос современных политических идей во времена, когда не появилось партийное правительство и даже мечта о нем. Первая аксиома политического кредо Уэнтворта в том, что не было и не могло быть двух сторон» [78,