Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника - стр. 52

]. По мнению этого историка, парламентарии разделились по шотландским делам на две группы, но обе, хотя и по разным причинам, не могли поддержать короля. Одни исходили из представления о том, что в конфликте правы были шотландцы, а не король. Другие, на кого Карл и рассчитывал, полагали, что король потерпел поражение в своей политике и должен изменить ее. Лишь позднее, весной 1641 года, для них станет очевидно, что шотландцы покушаются на английское устройство.

Парламент не оставил королю иллюзий на сотрудничество. Если верить Хайду, то вожди оппозиции добились того, что Сити не избрал в состав палаты главного судью Лондона Томаса Гардинера, которого роялисты прочили спикером нижней палаты. Вместо него спикером был избран судья корпорации Линкольн Инн Уильям Ленталл. Одобрение его кандидатуры королем Хайд также считал ошибкой: «Он был человеком робкого характера, без какого-либо опыта в делах королевства, кроме того, что было рутинной в его профессии работой, основной смысл которой он видел в том, чтобы обогатиться. Одним словом, во всех отношениях он был неподходящей фигурой для этой деятельности; он не знал, ни как подать себя с достоинством, ни как сдерживать чрезмерные амбиции и желания других. Его слабость в той же мере вела к росту бедствий, что и злоба главных интриганов» [7, I, 221]. «Печальную и грустную» символику Хайд увидел в том, что на открытие парламента в Вестминстер король прибыл не верхом, в сопровождении свиты, как требовала традиция, а частным образом, в лодке по реке, будто возвращаясь в парламент, продолживший работу после перерыва.

Вместо выделения субсидий на войну лидеры оппозиции затеяли процесс нал Страффордом, что в течение полугода оставалось центральным пунктом политической борьбы [139]. Можно сказать, что процесс над Страффордом и его казнь в мае 1641 года открыли занавес на сцене, на которой разыгрывалась драма Английской революции. История имеет моральное измерение. Без преувеличения, по остроте и накалу эмоций, по глубине переживаний всех вовлеченных лиц, по той страстности, которая отличала ход событий, процесс Страффорда находится в первом ряду не только британской, но и мировой истории. Кажется, что по драматичности он превосходил даже более известный суд над Карлом I. Преданность и предательство, принципы и интриги, справедливость и целесообразность, ненависть и благородство, прерогативы короны и права свободнорожденных подданных, честь и лукавство, воздаяние и достоинство перед лицом смерти – все эти моральные категории приобрели в деле Страффорда первостепенный смысл. Как указывалось в качестве эпиграфа к сочинению, появившемуся после гибели Страффорда: «Каждому в назидание лорда Уэнтворта пример; Есть шанс упасть, взобравшись вверх без мер» [12].

Главные этапы биографии Уэнтворта хорошо известны и, кажется, не содержат загадок, чего не скажешь об оценках его деятельности, как современниками, так и историками – они полны противоречий. Пожалуй, нет ни одного ее аспекта, не вызвавшего шквал разногласий. В отечественной историографии, в той мере, в какой затрагивалась эта историческая фигура, по понятным причинам присутствовал односторонний подход. Образ «Черного Тома – тирана», вдохновителя политики напролом, лично виновного в злоупотреблениях в период правления Карла I без парламента, в неконституционных формах управления в Ирландии, готового к применению силы против парламентской оппозиции, господствовал в трудах историков. Особая пикантность виделась в том, в конце 1620-х гг. Уэнтворт был лидером оппозиции, и его переход на сторону короны рассматривался как предательство. Казнь ненавистного министра трактовалась как справедливое возмездие за нарушение законов страны, нашедшее полное одобрение у народа. Советские историки игнорировали то обстоятельство, что Уэнтворт был способным и энергичным государственным деятелем, способствовавшим стабилизации финансового и политического положения в стране в 1630-х гг. Хайд явно сожалел, что Карл I, распустив Короткий парламент, и в последующие месяцы руководствовался не советами графа, а других лиц: королевы и ее окружения, секретаря Вейна.