Кисть и пистолет. Мое сердце пусто - стр. 37
Мы ездили и в школу, и домой в одном автобусе. С десятого класса сидели в автобусе всегда рядом. Но даже в двенадцатом классе у нас были только дружеские отношения, хотя после выпускного вечера целовались. Потом я пошел работать у отца, она устроилась продавцом в магазине. Мы договаривались жениться, но я откладывал это до возвращения из армии. Беверли меня не дождалась. Через год после моего отъезда вернулся после службы приятель ее брата – отбарабанил в морпехах семь лет, а еще через пять месяцев они поженились. Рожала она, как мне с ехидством заявила Кэтрин, когда я в первый раз приехал со службы домой, через полгода после свадьбы.
И вот я вижу ее, улыбающуюся, явно довольную жизнью. Я так и не понял, для чего она заехала. Возможно, хотела на меня поглядеть, показать, что у нее все хорошо. Вскользь похвасталась своими тремя детьми, старший из которых планирует после школы пойти в колледж. Господь с ней, ничего у меня не колыхнулось при виде ее, никаких эмоций. Слишком много времени прошло, слишком много женщин я повидал за прошедшие пятнадцать лет.
Визит к Джорджу прошел довольно скучно. Возможно, виной было настороженное отношение его супруги Клары. Наверное, побаивалась, что я останусь в Бивере и отец передаст мне управление фирмой. Как будто мне это нужно… Но дети (у Джорджа их двое, мальчик и совсем крохотулечка Иззи) – просто чудо.
Пробыл еще день у отца и улетел домой, если можно назвать домом мою съемную квартирку в Нэшвилле. В аэропорт меня отвезла Кэтрин, расплакалась при прощании, сказала, что вряд ли я еще раз приеду в Бивер.
В Нэшвилле почти неделю отдыхал. Потом заявилась Роуз, два дня таскала меня по всяческим мероприятиям: утром в Фрист Арт Музей, потом на частный показ новых поступлений к богатому коллекционеру. Познакомила нас. Морис, пятидесятилетний мужчина, успешно пытающийся сохранить приличную форму, не произвел на меня никакого впечатления. Даже фамилию не запомнил – то ли немецкая, то ли еврейская. Роуз что-то втолковывала ему о молодом художнике, выставляющемся в ее галерее, а он только улыбался, но так и не дал согласия приехать, посмотреть его картины. Мельком взглянул на показываемые ему в телефоне изображения. Запомнились слова, что модернистской дребеденью он не интересуется. Действительно, все картины, которые он нам показывал, были понятны даже мне.
На следующий день – в галерею Warehouse 521. В галерее Роуз тут же покинула меня, разговорилась с каким-то бородачом, а я минут двадцать бродил по комнатам и залам один. Молли увидел около портрета старушки.
Странная картина: старушке не меньше семидесяти, а одеяние достойно испанки или цыганки, как я их представляю. И около Молли довольно много народу, что-то обсуждают. Я не стал подходить – не о чем нам говорить, не обсуждать же ее картину. Ушел. Потом вернулся минут через десять. Смотрю, Роуз уже здесь, о чем-то толкует с Молли. Меня это удивило, подошел поближе, поздоровался с Молли. Роуз смотрит на меня с удивлением:
– Вы знакомы? Робби, ты разве интересуешься живописью?
– Да нет, мы с Молли знакомы давно. Но не из-за картин. Я в них ничего не понимаю.
И ведь не вру, действительно не понимаю современную живопись. Мне она все время кажется игрой – игрой, в которой «специалисты» выдумывают что-то о представленной им мазне, а художники стараются выдумывать все новые выкрутасы. Самое смешное, что Роуз и Молли уже договорились о продаже картины. Роуз предложила триста долларов, а Молли согласилась, но попросила оставить картину еще на два дня в галерее – ей очень важно, чтобы картину увидело как можно больше людей. Повешена табличка «Продано», Роуз поручила мне забрать картину через два дня, так как завтра она должна уехать к себе в Луисвилл. Ловко умеют женщины управлять мужиками. Я только поинтересовался, куда мне ее потом отправлять и как. Но Роуз заявила, что заберет ее в следующий раз. Пожал плечами, подумал: «Как же я ее заберу?» Потом вспомнил, что номер Молли у меня занесен в телефон. Как-нибудь договоримся.