Кисть и пистолет. Мое сердце пусто - стр. 29
– Прижал я друзей. Заявил, что не допущу нового выпуска, у меня ведь блокирующий пакет акций. Заставил выкупить весь мой пакет, да еще и затребовал премию в десять процентов. А фирме позарез нужны новые деньги, куда им было деваться, пришлось согласиться. Так что у меня теперь проблема – куда вкладывать полмиллиарда.
Я почесал затылок – действительно, проблема. Я бы с подобной не справился. Он добавил:
– Вам, Роберт, придется еще пару дней задержаться для беседы со следствием, но не думаю, что у нас будут проблемы. И вы можете ехать куда хотите или погостите еще некоторое время у нас.
Вот ведь сказал: «У нас проблемы». Проблемы могут быть только у меня. И то думаю, что не превысил пределы самообороны. Надеюсь, что полицейское начальство и местный следователь будут все оценивать благоприятно для меня.
Возвращались опять частным самолетом. Я спросил Ицика, его ли это самолет, но он только пожал плечами:
– Зачем мне самолет? Чтобы Бетти на нем летала к тебе? Я редко летаю, предпочитаю оставаться дома, дешевле арендовать самолет на несколько дней.
В аэропорту нас встречала Бетти. Несколько предыдущих дней она отсутствовала – так постарался организовать Ицик. Пропустила трагические события. Теперь набросилась на меня, не обращая внимания на Ицика и Джозефа:
– Так ты все эти дни был у нас дома! И ничего не сказал мне. А я-то переживала, почему ты не отвечаешь на звонки. Черте что думала.
Ясно, о чем она волновалась. Но мне теперь все равно, пусть думает, что хочет. Еще пара дней, и я улечу в Орегон.
Немного помотал мне нервы следователь, многократно спрашивая одно и то же. Но я быстро заметил, что делает это он «без души». Положено для записи беседы со свидетелем многократно перепроверять детали. Мне было легко не сбиться, так как все время говорил правду. Сбиваются, начинают противоречить себе, когда, забывая одну ложь, громоздят другую. Поэтому я успокоился, помогал ему выполнить его часть работы. Когда беседовать закончили, спросил, имею ли я право оставить у себя оружие, предоставленное заказчиком. Он только пожал плечами: «Хозяин купил для тебя, у него и спрашивай». У Ицика я даже спрашивать не стал.
Потом, когда после ужина ушел в свою комнату и попытался уснуть, ничего у меня не получилось. И не потому, что жарко. Снял с себя все, лежал под простыней голый. Но все время всплывали детали, которые я рассказывал следователю. Нет, меня не мучила совесть за трех погибших здоровых мужиков – они знали, на что идут, получили за это авансы, делали свою опасную работу. Я тоже делал свою работу, тоже рисковал получить пулю в лоб. Или им не повезло, или я более аккуратный работник. Меня не будут преследовать воспоминания о них. Если бы не сегодняшняя долгая беседа со следователем, когда пришлось многократно рассказывать, как происходило дело, я бы уже почти забыл обо всем, размышлял бы о поездке в Орегон.
Не мучают же меня кошмары Афгана, Ирака, Гаити, хотя и там было много неприятных, порой ужасных эпизодов. Только Филиппины… Да, о Филиппинах не хотелось бы вспоминать, но это не от меня зависит. Там нас послали выручать какую-то идиотку, сунувшуюся во время гражданской войны помогать «бедным, страждущим нашим собратьям». Нашли мы ее убитой вместе со всей деревней, в которой она пыталась организовать помощь молодым матерям. Нашли истерзанную, а потом заколотую и с перерезанным горлом. Собственно, мятежники поступили так со всей деревней, включая стариков и детей. Особенно досталось женщинам. Мужчины деревни отступили перед мятежниками. И когда мы ворвались в деревню, перестреляв большинство мятежников, увидели эти растерзанные тела, и не только не запретили мужчинам деревни прирезать раненых и сдавшихся мятежников, но делали то же самое.