Кирие Элейсон. Книга 7. Посмертно влюбленные. - стр. 36

Одно время у Кресченция были основания надеяться, что так оно и будет. Октавиан рос у него на глазах, и к моменту решающих событий в Риме наблюдательный сенатор успел составить достаточно исчерпывающий психологический и интеллектуальный портрет будущего, как всем тогда казалось, правителя Рима. Проскакивающие искры жгучего темперамента, полученного Октавианом в наследство от его матери-басконки, умело гасились сдержанностью и строгостью, присущими его отцу. Октавиан спокойно и с достоинством принял последнюю волю Альбериха и впоследствии ни разу не дал понять, что его хоть в какой-то степени уязвило решение умирающего принцепса передать бразды правления Кресченцию, а не ему. Был ли Октавиан в те дни искренен, не обманулся ли тогда Кресченций, польщенный благочестием юного священника? Ведь, помимо уважения к правам папы Агапита, именно поведение Октавиана стало вторым главным фактором того, что Кресченций не объявил себя принцепсом.

Сразу после смерти Агапита Кресченций, при поддержке Сергия, епископа Непи и дяди Октавиана, собрал высший клир Рима и субурбикарных церквей. На свет Божий немедленно было извлечено соглашение, подписанное годом ранее у смертного одра Альбериха. Не упустив возможности немного и с разной степенью лицемерия повздыхать, отцы Церкви подтвердили готовность следовать этому соглашению. В этот момент Октавиан проявил первые признаки нетерпения. Услышав согласие кардиналов-епископов, он готов был короноваться тиарой чуть ли не на следующий день, но Кресченций благоразумно уговорил его подождать несколько недель. Христианский мир, говорил он, с одной стороны, желая, чтобы Святой престол оставался вакантным как можно меньше, с другой стороны, всегда требует, чтобы выбор Князя Князей не выглядел скоропалительным и кем-то наспех продавленным решением. Юный возраст Октавиана и отсутствие ему альтернативы на папских выборах уже само по себе обещает возникновение кривотолков по всей Европе. К тому же только лишь за неделю до смерти Агапита Октавиан был рукоположен в сан священника титулярной «церкви-кораблика», то есть базилики Девы Марии, Принадлежащей Господу20.

Октавиан без сопротивления принял аргументы Кресченция, чем загодя обезоружил самого бывалого сенатора, когда тот наконец поднял вопрос о полном исполнении последней воли Альбериха. Разумеется, ответил Октавиан, титул принцепса ваш, и нет более подходящего момента объявить это, чем день моей коронации. Ведь насколько это будет выглядеть благопристойно и торжественно, если вы этот титул получите из рук нового Викария Христа, чем если объявите об этом сами и немедля!

И вот вчера, наблюдая величественный церемониал коронации нового понтифика, старый сенатор с какого-то момента вдруг почувствовал, что происходит чудовищный обман. Интуиция, так часто выручавшая его, а в эти дни вдруг накрепко заснувшая, очнулась в момент, когда тиара плотно легла на длинные кудри Иоанна-Октавиана. Кресченций вдруг осознал, что все в его судьбе теперь зависит от этого молодого человека, от его порядочности и признательности. В этот миг их взгляды встретились, и что-то во взгляде нового папы сенатору решительно не приглянулось.

В процессе последующих затем долгих зачитываний манифестов, настолько традиционных при каждой папской коронации, что Кресченций за эти годы чуть ли не выучил их наизусть, тревога сенатора росла с каждой минутой. Ну ладно, в приветствиях всем монархам мира он и не рассчитывал услышать обещанное. Допустим, что и в перечне привилегий и даров провинциальным церквям его скромному вопросу тоже не должно было найтись места. Но когда дошло до приветствий папы самому Риму и имя сенатора оказалось упомянуто в середине списка, а в качестве подарков ему были отписаны серебряный кубок и позолоченный греческий дискос