Кирие Элейсон. Книга 4. Копье Лонгина - стр. 32

– Что случилось с Гуго, ваше преподобие? – разделяя слова на буквы-молекулы, процедил Беренгарий, мрачно и с полным отсутствием всякого почтения к отцу Церкви глядя в фальшиво-смиренные глаза епископа.

– Он принял смерть воина при переправе через По. Авангард его отряда разделил с ним его участь, прочие остались в Кремоне, дрожа от страха, вызванным силой моего войска.

– Вот как, – Беренгарий снял свой шлем и перекрестился, – Мир праху его! Покой души его!

– Придется очень долго ждать покоя души его, цезарь, – сказал епископ, – граф Гуго умер у меня на руках, и прежде, чем он получил от меня viaticum, он поведал мне о том, как двадцать пять лет назад, во время охоты на полях Маренго, он убил своего сюзерена и друга, императора Ламберта, отомстив тому за смерть своего отца.

Беренгарий тяжело вздохнул.

– Значит все эти слухи, которые сопровождали его всю жизнь, на самом деле были правы.

– Да, и сказанное графом определенно роняет тень на вас и дает Рудольфу дополнительные права.

– Как? Каким образом? Я принял Железную корону26 еще при жизни Ламберта, а императором стал спустя восемнадцать лет после его кончины при обстоятельствах, совершенно с его смертью не связанных.

– Как знать, как знать, цезарь! Дело в том, что Гуго спровоцировали на это убийство те, кто с тех времен являются вашими друзьями. По крайней мере, один из них точно.

– Кто же это?

– Альберих Сполетский и Теофилакт, сенатор и консул Рима! Альберих после этого захватил власть в Сполето и сослал старую Агельтруду в монастырь. После признания Гуго я теперь готов поверить, что и в смерти брата Ламберта тоже не все чисто. За Альберихом же весьма четкой тенью маячит ваша фигура, цезарь! Прямо или косвенно, но все действия Альбериха были на руку именно вам!

– Это ложь!

– И вы очень быстро, подозрительно быстро признали права Альбериха на Сполето, обойдя при этом родного брата Агельтруды.

На это Беренгарию нечем было возразить. Гвидолин довольно фыркнул.

– Известие обо всей этой истории приведет к тому, что это ваше войско, – епископ вытянул руку в сторону лагеря Беренгария, – уже через неделю поредеет наполовину.

– Вы нарушите тайну исповеди? Впрочем, вы ее уже нарушили.

– Да какая это была исповедь, государь?! Я принимал слова Гуго на неосвященной земле, возле реки По, сидя на грязном песке, а вокруг меня толпились ланциарии, сразившие его, и они также слышали все то, что он говорил. Почти все, – по-лисьему ухмыльнувшись, добавил епископ.

– Да, известие не сулит мне в будущем ничего хорошего, но сегодняшний день в самом разгаре и ничто не помешает мне добыть победу в честном бою, под оком Страшного Судии, и доказать, что я более вашего бургундца достоин носить императорский мир и корону!

– Ваши доказательства могут значительно прибавить в весе, если вы согласитесь выслушать мое, теперь уже только мое предложение.

Беренгарий вскинул свой взор на епископа. Гвидолин улыбался со смесью ехидства и напускной печали.

– Чего же хотите именно вы?

– В моих силах сделать так, чтобы слова Гуго навсегда остались единственно в памяти моей и вашей….

– Чего же потребуете взамен?

– Самую малость, цезарь, самую малость. Шаг, который вам ничего не стоит сделать, как и вашему союзнику, епископу Рима. Уверен, папа не будет противиться этому, если ваши доводы будут подкреплены тем, что вы услышали только что. Восстановите же справедливость, покарайте сына за грехи отца его и освободите епархию священного Милана от недостойного пастыря его!