Киномания - стр. 86
– «Иуда в каждом из нас», если по-английски. Но вы его и под этим именем не могли знать. Он был потерян в начале двадцатых. В идеальном состоянии.
Липски, скосив один глаз, скептически посмотрел на Клер.
– Откуда вам известно, что его сделал Макс? Там что – так написано?
– Это черновой монтаж – так мы думаем. Никаких титров там нет. Но мы получили его от человека, который знает, что это фильм Касла.
– Да? И от кого же?
– От человека по имени Джошуа Слоун.
Липски покачал головой.
– Никогда о таком не слыхал. Кто он такой? – Потом, заметно посуровев, спросил: – Из этих проклятых сирот, что ли?
– Сирот? Нет, почему сирот. Он коллекционер из Чикаго, – ответила Клер.
– Откуда же он знает, что это фильм Макса?
– С фильмом были кой-какие бумаги. Пара писем от некой Tea фон Пёльциг со студии «УФА».
Это имя подействовало на Липски, как красная тряпка на быка.
– Пульцик! Черт бы ее драл! Она все еще жива? Старая тощая мегера! Эти треклятые сироты не умирают. Как зомби.
– Вообще-то говоря, фильм и в самом деле был найден в сиротском приюте. В Германии. Оттуда-то Слоун его и получил.
Липски смотрел на нее в недоумении.
– Приют отдал ему картину?
– Нет, приют разбомбили. А фильм был найден среди развалин.
– Отлично! Значит, его разбомбили? Отлично.
– По крайней мере, именно так мы узнали, что это фильм Касла. Из письма этой женщины – фон Пёльциг.
– Ну хорошо, этот чикагский тип получил его из приюта. – Липски в упор уставился на Клер. – А к вам-то он как попал?
Клер задумалась на секунду, а потом соврала:
– Это подарок от одного местного коллекционера.
– Да? И от кого же?
– Когда-нибудь слышали об Айре Голдштейне?
– О Голдштейне? Об этом гонифе? И он дал вам картину Макса? Бесплатно? Ни за что не поверю. И потом, я слышал, что он умер.
– Он и умер. Я знаю его сына. Он продал часть коллекции отца.
– Черт бы их драл. Мне никто не говорил, что продаются фильмы Макса.
– Там был всего один – этот, – сказала Клер.
– И почему это он продал именно вам?
– Потому что мои знакомые знают – я неравнодушна к кино. К хорошему кино. А это хорошее кино. Необычное, но хорошее. Может быть, великое.
– Что значит «может быть»? – агрессивно сказал Липски. – Ведь это же фильм Макса, да?
– Так, может, сами и посмотрите? Фильм очень, очень необычный. Много эффектной операторской работы. Мы могли бы принести его вам. Ну, так что скажете, мистер Липски? Справедливый обмен. Мы покажем вам «Иуду» – вы покажете нам ваших Каслов.
– Семнадцать фильмов за один? И вы называете это справедливо?
– Но «Иуда» – особенный фильм. Настоящий коллекционный.
– И все равно он не стоит семнадцати.
– Ну хорошо. Давайте тогда один за два. За два лучших фильма Касла. По вашему выбору.
Липски пребывал в нерешительности – что-то бормотал, гримасничал. Может быть, он и дальше продолжал бы упорствовать, но крупная женщина снова надвинулась на него устрашающей грудью.
– Кончай, Зиппи, не сквалыжничай! – сказала она, и он неохотно сдался.
Перед уходом они оставили адрес и телефон. Мы договорились, что придем на следующей неделе. Все трое отбыли в древнем «кадиллаке», отчаянно нуждавшемся в ремонте. За рулем сидел шофер-японец, Липски – на заднем сиденье, куря и кашляя.
– Этакий старый глупый скопидом, – проворчала Клер вслед машине, отъезжающей от заведения Мойше. – Но когда-то он был лучшим шутером в Америке.