Киндер-сюрприз для декана - стр. 6
— О чем вы думаете, Юлий Владимирович! — психологиня театрально прижимает руки к щекам. — Ваш пасынок сегодня голову ему разбил. Швы пришлось накладывать.
Бросаю взгляд на мрачного Антошку. Тот сжимает кулаки, по-прежнему багровый. Раскаянья от этого парня ждать не стоит.
Интересно, почему Марина Аскольдовна смотрит на меня с таким выжиданием сейчас. Правда хочет, чтобы я вытащил ремень из брюк и покарал Антона прямо сейчас? Или достаточно погромыхать на весь кабинет, застыдить мелкого до слез? В этом случае кровожадность многоуважемой госпожи психолога будет удовлетворена?
Обидно! Я-то так надеялся, что высокая планка этой школы гарантирует человеческое отношение среди учителей. Антону оно нужно. Однозначно больше, чем Степочке Веригину.
— Я думаю, Мария Аскольдовна, что вы преувеличиваете ущерб, нанесенный моим сыном, — нарочно выделяю слово “сына”, потому что вот это её нарочитое пасынок, отчим — она будто отчаянно пытается до меня донести, что это не мой ребенок, и я вполне имею право избавить их и себя от такой тяжкой ноши.
Что ж, их я и избавлю.
Достали они меня за этот год.
Говорили про понимание много слов, но до демонстрации дело так и не дошло.
— Идем отсюда, — поднимаюсь из кресла и беру Антона за руку.
— Вы… Вы куда это! Мы же еще не обсудили извинения перед Веригиными… — лепечет Мария Аскольдовна мне в спину.
Я оборачиваюсь. Смотрю на неё в упор. Потом зажимаю уши Антону ладонями и в четырех словах объясняю, куда Веригину и его сыночку нужно запихнуть все свои влажные фантазии насчет наших извинений.
— Мы… Мы вас отчислим, — шепчет потерявшаяся от моей злости психологиня.
— Ни в чем себе не отказывайте, — роняю перед тем, как закрыть дверь. Хер его знает, успею ли я сейчас куда-то. Но терпеть вот этот весь цирк сил уже не было.
Кажется, с плеч Антона падает какой-то тяжелый груз. Стоит отойти от кабинета психологини, и он уже несется в сторону дверей вприпрыжку.
— На площадке меня жди!
Антон на бегу кивает головой — услышал, мол. Ну что ж, и то хлеб.
А я вздыхаю и поворачиваю по коридору налево. Глубины преисподней — секретариат находится там. Ведь нельзя просто топнуть ногой и хлопнуть дверью.
Нужно и заявление написать, и документы забрать, сделать запрос на характеристику. Кто это сделает, если я не сделаю?
Хотя я представляю, какой будет та характеристика. Её ж Мария Аскольдовна и будет писать.
Судя по всему, весть о нашем скандале с Веригиными расползлась во все стороны. Документы мне выдают быстро, приказ об отчислении Антона из этого элитного клоповника выписывают чуть ли не за пять минут. Кажется, они даже выпьют нам с Антохой на дорожку.
Матершина лютая, злая, булькает в моей груди, раскаляя с каждой секундой.
Не за себя обидно, не за ярлык «недостойные пристижной школы», что к нам прилепится сейчас. Мы держались за эту школу как за якорь. Тихая гавань, тонкая ниточка к привычному миру, зона хоть какого-то комфорта. И тут…
Какой комфорт?
Наглому индюшонку дали в руки канистру и разрешили поливать Антошкину жизнь бензином. И плевать, что там и так-то все уже давно горит.
У нас с Антоном на диво разные оказываются настроения.
Я — иду от школы чуть ли не с ощущением сброшенных с шеи колодок.
Свобода!
Долой это дерьмо!
Пацан — насупленный, ерзает на своем месте, пока я устраиваюсь на водительском. Теребит ремень, зыркает на меня то так, то эдак…