Казнить нельзя помиловать - стр. 3
На противоположной стеллажам стене висели рядышком два портрета в одинаковых дорогих багетах – С. Т. Аксакова и Генерального секретаря ЦК КПСС.
Валентин Васильевич бодренько вскочил, подтянул цветастые трусы с алыми маками, включил программу «Маяк», распахнул шторы и помахал минуты две руками, поприседал и покланялся. Открыл в платяном шкафу дверцу и в зеркало критически оглядел себя. Увы, так всегда мечтается, что после «зарядки» животик хотя бы чуть-чуть подберётся, но он висел весь и полностью на своём месте. Тэ-э-эк-с! А щёки, подбородок у нас в каковом состоянии?.. Да-а, на всякий случай надо поводить бритвой, а то кое-где кое-что вроде бы и появилось. Валентин Васильевич накинул на плечи бордовый халат и помчался в ванную. Там он заправил в станок новое лезвие «Шик» и поскрёб наскоро под носом и нижней губой, потом спрыснул зазудевшую кожу лосьоном «Дипломат».
«Вот гадство! – чертыхнулся по привычке. – Мне бы бородка не помешала!»
Но борода, настоящая, писательская, не желала расти на лице редактора областной молодёжной газеты. Однажды, в отпуске, он попробовал отпустить бороду, но те несколько кустиков редкой поросли, что медленно возникали на толстом подбородке Валентина Васильевича, даже при самой разнузданной фантазии нельзя было назвать бородой.
Валентин Васильевич вздохнул и ещё раз потискал пальцами свой мягкий подбородок, всмотрелся в лицо. Он не считал себя таким уж неотразимым красавцем, но ведь и не безобразен же он! Валентин Васильевич знал, что в Доме печати его за спиною называют Огурцом, и это здорово задевало. Может, волосы подлиннее отрастить? Тогда голова не будет казаться такой продолговатой и длинной…
Вернувшись в комнату, он взглянул на часы. Чёр-р-рт! Уже почти шесть, а поезд приходит без двадцати семь. Ещё, не дай Бог, Анна не вовремя проснётся…
Но всё же, несмотря на спешку, Валентин Васильевич из ритуала утреннего туалета не пропустил ни единого звена: быстренько прошёлся пилочкой по ногтям, прыснул под мышки и в трусы дезодорантом «Мустангер», выбрал красные носки, сыпнул в каждый сухого дезодоранта «Рыбак», надел светло-розовую рубашку, светло-серый в полоску костюм и галстук пурпурного цвета с поперечной искрой. (Анна Андреевна умела достойно одевать мужа!) Напоследок спрыснул себя и платочек одеколоном «Джентльмен», причесался, проверил, в кармане ли ключи, и, на цыпочках пробравшись по коридору на кухню, маленькими глоточками выцедил бутылку кефира, прополоскал рот. Затем в прихожей завершил своё обмундирование, обувшись в светло-жёлтые югославские туфли, погремел осторожно цепочками, задвижками, замками и выскользнул на свободу.
Он спустился, как всегда не доверяя лифту, пешком с третьего этажа. На улице ему плеснуло в лицо свежестью июльского утра, уже набравшего силу. С реки, которая дышала совсем рядом, в ста шагах, накатывали волны такой кислородной вкуснотищи, что грудь сама начинала дышать во всю мощь, лёгкие как бы сами втягивали опьяняющий воздух, словно стремились накопить чистого озона про запас, наполнить им весь организм до самых пяток. Тополя, берёзы и клёны в скверике возле подъезда, ещё молоденькие, хрупкие, трепетали и шелестели, купаясь с наслаждением в воздушных струях. Небо ослепляло чистотой и прозрачностью, как улыбка красивой девушки…