Казна Империи - стр. 22

Мне очень захотелось подойти к старшему лейтенанту и от души врезать ему между глаз. Я даже представил, как мой кулак расплющивает по щекам его крючковатый нос. Но чем чёрт не шутит, может быть, это ещё произойдёт.

Все остальные свидетели неприятной сцены, словно по команде, отвернулись в разные стороны. Триумф воспитателя не состоялся. Не дождавшись аплодисментов, Щусь раздражённо сплюнул себе под ноги и отдал команду собираться.

Подгоняемые окриками охраны, мы стали свёртывать лагерь. Пока мы собирались, подчинённые Коларова закончили обед, и от берега мы отошли одновременно.

–

Ачан, однако, – голос нашего проводника оторвал меня от размышлений о превратностях человеческой судьбы.

Проводника звали Федя Заксор. Он был из здешних нанайцев. На ниве обращения местных аборигенов в истинную веру приходское духовенство потрудилось на славу. За семьдесят с небольшим лет официального присутствия русских на амурских берегах почти всё коренное население стало Ваньками и Кешками, научилось лихо пить водку и выражаться по матушке. Вот уж воистину прогресс не остановишь.

Я вгляделся в знакомые с детства очертания берега. Сехардна тысяча восемьсот шестидесятого мало чем отличалась от Ачана девятьсот тридцать третьего. Разве что среди замызганных чумов появилось несколько рубленых домов. На крыше одного из них развивался красный флаг. Надо думать, что там располагался местный сельсовет.

– Сельсовет? – поинтересовался я у Фёдора.

– Красный чум, однако, – выпустил он из зубов обгрызенный мундштук деревянной трубки. – Сельсовет по другую руку будет.

Я с удивлением посмотрел на проводника. Красный чум – это что-то новенькое.

– Изба-читальня! – неожиданно осенило меня.

– Кто шибко умный, книжки читает, кто песни поёт, – подтвердил мою догадку Федя и, улыбнувшись, добавил: – Хозяйка шибко умный и красивый, всем интересно.

– Русская?

– Русская, красивей нанайки, однако, – словно удивившись, что кто-то может быть красивее нанайской женщины, повторил он.

Я непроизвольно улыбнулся – много ты их видел-то, русских женщин? Хотя и местных аборигенов столько, что можно по пальцам перечесть. Так что сравнивать Фёдору в принципе не с кем, выбор-то не богат.

В Ачане мы останавливаться не стали, а выплыли на открывшуюся перед нами гладь озера Болонь. Когда описываешь подобные места, то хочется найти такие слова и эпитеты, чтобы у читателя дух захватило, но на ум приходит всё простое и банальное. А может быть, так и должно быть? Зачем описывать чудо, созданное Всевышним, если оно и так чудо, и не нуждается в особом представлении?

Когда-то в далёком детстве, учась в четвёртом классе, я впервые попал на его просторы. И меня, человека ни разу не видевшего моря, навеки покорили ширь и размах озера. Длинною более тридцати и шириною около десяти километров водной глади произвели на меня неизгладимое впечатление. А когда моим глазам открылся остров Ядасен, рождённый некогда вулканом, то я почувствовал себя Колумбом, а спящий вулкан стал моей Америкой. Я стоял на склоне вулкана и швырял в воду «булыжники», которые почему-то не тонули. Потом, взрослые сказали мне, что окаменевшая вулканическая порода легче воды. Потому и не тонет. А тогда – мою душу переполнял восторг. Ведь, оказывается, совсем рядом так много небывалых чудес и неразгаданных тайн, которые мне предстоит ещё изведать. Разве мог я тогда подумать, что когда-нибудь попаду сюда в робе арестанта вместе с участниками экспедиции по поиску сокровищ Золотой империи чжур- чжэней? Но меня, теперешнего, такой поворот судьбы почему-то совершенно не смущал.