Казнь в прямом эфире - стр. 15
– Вы же знаете, за что Панин сидел?
– Еще бы! Захочешь забыть, не дадут.
– И как у вас с ним было? – осторожно спросила Елена. – Не замечали каких-то странностей в его поведении, как мужчины?
– Вы имеете в виду постель?
Петелина кивнула. Ершова сорвала несколько березовых листьев, скомкала их и отшвырнула.
– Панин не был горячим любовником, – призналась она. – Как-то он показал мне фотографию – наш последний звонок в выпускном классе. Он тогда нес первоклашку на плече, а я была в классической школьной форме с белым передничком, в белых гольфах, с двумя смешными хвостиками на голове, и он признался, что хочет видеть меня в таком виде в постели. Я посмеялась и забыла, но он настаивал.
– И вы согласились, – догадалась Петелина.
– Школьная форма у меня сохранилась, мне было интересно – влезу или нет. Влезла и даже купила белые гольфы… В общем, его жутко заводил мой школьный вид. Ну а я что, мне не трудно, многие мужики с прибабахом, кому медсестру, кому стюардессу подавай, а этому школьницу с двумя хвостиками. Вот ваш муж, никогда ничего такого не просил?
Медсестра с прищуром посмотрела на нарядно одетую собеседницу. Елена задумалась, вспомнила, как Марат возбуждался от черных чулок на подвязках, и туманно ответила:
– Бывало.
Ответ Ершову обрадовал.
– Тогда вы знаете, что мужикам быстро наскучивает однообразие. И мой Панин через год охладел к такому наряду.
– Образ школьницы… – Петелина задумалась. – Вы тогда ничего не заподозрили?
– Тогда нет. Но когда подросла дочка… – Надежда помрачнела и остановилась, отшвырнув ногой камешек с дорожки.
– Что произошло?
– Я, дура, не нарадовалась, что Панин любит Полину, играет с ней, обнимает, как собственную дочку. Любил ее мыть в ванной, когда она совсем крохой была. Но однажды я заметила похоть в его глазах. Настоящую мужскую похоть к маленькой девочке! Он отшутился, что видит меня в ней, и утащил в постель.
Ершова с досадой махнула рукой и замолчала. Петелина вывела ее из задумчивости:
– И вы продолжили жить как ни в чем не бывало?
– С тех пор я насторожилась. Но за всем не уследишь, у меня же ночные дежурства бывают. И вот я прихожу утром домой уставшая, рухнуть бы в постель на часок. В такие дни Панин сам отводил Полину в школу, но дочка выглядела больной, осталась. Как только Панин ушел, Полина захныкала: не хочу с ним играть в больницу, не буду.
– Панин играл с девочкой во врача и пациента? – заинтерсовалась следователь.
– Придумал, сволочь! Сказал, мама в больнице так работает.
– Что произошло?
– Я стала расспрашивать Полину и убедилась, что он раздевал и лапал девочку, а она первоклашка, ей семи лет еще не было.
В уголовном деле Панина этот случай не был зафиксирован и Петелина уточнила:
– Как именно лапал?
– Как хотел! Он разрядился от прикосновений к моей дочке, представляете! Я нашла его мокрые трусы в стирке.
– И что вы сделали?
– Прибить была готова, растерзать, но…
Ершова вздохнула и отвернулась. Говорить стала тихо:
– Я не стала устраивать скандал. Выпроводила Панина вечером вместе с вещами, ведь это была моя квартира. Он ушел к матери, потом несколько раз пытался вернуться, извинялся, клялся, что все произошло случайно. Дочь вроде бы отошла, позабыла грязную игру, и я чуть не дрогнула, но…
– Панин опять проявил свои наклонности? – прервала затянувшуюся паузу следователь.